Поняв, что эта жуткая вещь оставила его в покое, Димка сперва отдышался, потом покосился на чудовищную тряпку, не шевелится ли она и не собирается ли вновь взнуздать его. Потом убедился, что лоб, нос и щёки в целости и сохранности, а не стёрлись до нуля, а потом пулей вылетел из класса. Вернулся он только к концу урока, когда Зинаида Николаевна начала уже волноваться и бросать на дверь тревожные взгляды – мол, где он и уж не натворил ли чего с собой сперепугу этот ершисто-взбалмошный мальчишка? Она даже чуть было не отправила в разведку двух шустрых пареньков, но тут дверь открылась и какое-то время зияла пустотой, словно её распахнуло сквозняком, и лишь спустя секунды показался Димка, умытый и вытертый до блеска, но пришибленный и вялый, как бы уменьшившийся в росте и объёме, с поверженными долу глазами, с выпущенными из пиджака ниже пальцев рукавами рубашки и с выбившимся из штанов подолом, которым он, похоже, и вытирался, а уж заправиться как следует ему не хватило ни терпения, ни сил, ни старанья. Это был выжатый лимон, проткнутый футбольный мяч, а не человек. Еле плетясь до своей парты, он бессильно рухнул на сиденье и как бы окаменел. Он сполна сознавал своё положение и свой позор, но не имел ни малейшего представления, как выпутаться из этого нелепейшего положения.
Уже отхохотавший класс встретил его гробовым молчанием и с подозрением, даже с некоторым страхом воззрился на своего запасного хохмача, не выкинет ли он ещё какого-нибудь коленца, но тому было явно не до хохм.
Ваня заключил, что это конец программы, вздохнул и удовлетворённо шепнул в сумку:
– Спасибо, тётя Атиса! Всё, отбой до обеда! А в обед, уже дома, где опять никого не было, Ваня поставил Раскрытый футлярчик посреди кухонного стола и сказал:
– Тётя Атиса, я хочу тебя увидеть!
– С чего это вдруг, шеф? – удивилась волшебница.
– Не знаю. Захотел – и всё тут.
– Но я, шеф, большая!
– Всё равно!
– Очень большая!
– Тем более интересно! – настаивал Ваня.
– Я огромная!.. Чтобы дать тебе понятие о своей величине, я пошлю тебе маленький сувенир! Внимание! Три-четыре! В форточку со скрипом просунулась и со стуком упала на пол какая-то полуметровая болванка с перламутрово-гладкой блестящей поверхностью.
– Что это? – спросил Ваня.
– Кусочек моего волоса. Это самое малое, что я могу показать тебе!
– Ого-го!
– Да, вот такая я великанша! Теперь представляешь?
– М-да-а!..
– Но чтобы ты ещё чётче представил меня во всём, так сказать, величии, выгляни на улицу.
Ваня выскочил на балкон, который в полдень всегда оказывался на солнечной стороне и, не зная, куда смотреть и что искать, задрал голову кверху. Палящее солнце одиноко висело в синем небе. Но вдруг к нему устремилась какая-то бог весть откуда взявшаяся продолговатая розовая тучка. Она была такой плотной, что, когда наплыла на солнце, закрыла его, как заслонкой, и даже контур её не осветился, как это обычно бывает у нормальных облаков. На земле вмиг потемнело, похолодало и подул ветер – то есть случилось затмение, натуральное солнечное затмение, не предусмотренное, очевидно, никакими астрономическими календарями.
Наплывя на солнце, тучка не двинулась дальше, как это положено облакам, а замерла, точно навсегда решила погасить солнце.
Вглядевшись внимательней, Ваня вдруг с трепетом различил в этой продолговатой тучке женский силуэт. Далёкая огромная женщина, то ли совсем обнажённая, то ли в лёгком газовом одеянии, лежала в невесомости на боку, простерев одну руку вперёд, а другую, красиво изогнутую, положив на бедро. Длинные рыжеватые волосы дождевым занавесом спадали далеко вниз и шатались, ходили ходуном. Но вот та рука, что лежала на бедре, приподнялась и приветливо помахала ему, Ване. Это было что-то вроде космического дружеского послания. |