— Что это значит, монах? — вскричал кто-то нетерпеливо. — Сколько можно идти по этим гибельным тропам? И ответь наконец, кому подавал ты знак?
— Тому, кого вы ищете, — отвечал другой голос, тихий, но отчётливый (до сидевших в кустах долетало каждое слово). — Я предупредил его, чтобы он подождал на другом берегу трясины, пока туман рассеется, и тогда…
— Безумец! — от звука этого голоса, резкого и визгливого, двое притаившихся в кустах вздрогнули и невольно крепко сжали друг другу руки. — Ты предупредил его! Подлый трус, конечно, сбежит, как уже сбежал от меня когда-то…
Одной рукой Робин еле успел зажать Гугу рот, другой схватил за плечо, мешая ему вскочить.
— Молчи, ради святого Михаила, молчи! — шепнул он.
— Не буди духов прошлого, слишком рано, барон Эгберт, — прозвучал ответ. — Дай подняться туману.
В словах этих, сказанных спокойно и твёрдо, Гугу почудился какой-то скрытый смысл. Из Улла пытаются сделать подсадную утку, а он что-то страшное задумал…
Вскоре неуловимая судорога прошла по туману. Белые крылья его свернулись и покатились клубками, цепляясь за кусты. Яркие солнечные лучи пронизали воздух, и тогда книзу, в полуполёте стрелы от обрыва, на поросшей чахлыми деревьями зелёной лужайке показалась кучка людей, выглядевших необычно для этих диких мест.
Впереди, там, где деревья кончались и тянулась ровная ярко-зелёная поверхность, так и манившая ступить на неё, стоял высокий бледный человек в чёрной монашеской одежде. За ним нерешительно и раздражённо переминался с ноги на ногу небольшой человек в длинном красном плаще. Сэр Эгберт, похоже, был зол и испуган и охотно попятился бы, но стоявший за ним рыцарь не расположен был посторониться, обойти же его горбун не решался. Позади них тесной цепочкой выстроились вооружённые люди.
— Туман поднялся! — торжественно проговорил монах и, вдруг возвысив голос, воскликнул: — Гуго, брат мой, здесь ли ты?
— Здесь! — прозвучал твёрдый голос и высокая фигура в зелёной одежде и шляпе с фазаньим пером появилась на краю обрыва.
— Здравствуй, Улл, — проговорил второй человек в зелёной одежде и беспечно подошёл к самому краю обрыва. — Здравствуй и ты, дядюшка Эгберт, не думал я, что ты обо мне соскучился!
Судорога исказила лицо горбуна, и он молча отвернулся.
— Вот как, — вскричал высокий рыцарь. — С какой же стороны этот весёлый малый в зелёной куртке приходится тебе племянником?
— Ни с какой! — раздражённо буркнул горбун… — Виселице он племянник и самому дьяволу внук! Он мне поплатится за всю эту чёртову…
— Потише, дядюшка, — насмешливо перебил его Робин, но в это мгновение монах поднял руку.
— Слушайте, вы! — сказал он. И страстность, годами таившаяся в его сердце, прилила к его щекам, засверкала в глазах и прозвучала в голосе неожиданной силой. — Великий соблазн стал передо мной прошлой ночью, — продолжал Ульрих. — Всю ночь молил я о помощи и совете, но сердце моё не получило ответа. — Монах замолчал и опустил голову. — В исступлении тогда разбил я своё распятие, — заговорил он снова. — В смятении вёл вас сюда и всё ещё верил последней верой, что если Бог есть на небесах, то не допустит он, чтобы брат, защитник обездоленных, пришёл сюда на смерть и позор.
Глубоко вздохнув, Ульрих вдруг выпрямился, опустил руки и лицо его на минуту озарилось подобием улыбки.
— Гуг пришёл, — выговорил он отчётливо. — Но на этой скале он в такой же безопасности, как и в двух днях пути отсюда. |