Взгляд этого идеала обещал уцелевшим мужчинам и
подрастающему поколению удивительное воплощение каких угодно романтических
мечтаний. У нашего "поляка", весьма сдержанного в сложных условиях работы за
рубежом, в Москве закружилась голова. Однажды на Сретенке он покупал свой
"Дукат" (десяток сигарет в маленькой оранжевой пачечке), когда все мужики
возле табачного киоска повернули головы в одном направлении. Среди кургузых
эмок и трофейных лягушек "БМВ" мимо скользил огромный зеленый открытый
"линкольн", и в нем на заднем сиденье мечтательная белокурая головка.
"Серову в Кремль ебать повезли", -- похмельным басом пояснил кто-то из
курящих. Была ли это Серова, и в Кремль ли ее везли, и действительно ли для
патриотической миссии, никому неведомо, однако наш "поляк" долго еще
выискивал среди московской транспортной шелупени зеленый "линкольн", всерьез
собираясь в следующий раз прыгнуть на его подножку и вырвать у "мечты" номер
телефончика. Так никогда больше не увидел и вообще усомнился в реальности
того момента на Сретенке у табачного киоска; не во сне ли привиделось, а
потом уже в ложных воспоминаниях переселилось на Сретенку?
В сценке этой наблюдался еще один любопытный момент -- эдакое
небрежное, запросто, упоминание Кремля в контексте московского блядства.
Похмельный хмырь, конечно, не представлял большинства населения, а только,
лишь разрозненный, растрепанный московский "мужской клуб", однако клуб этот
был еще до конца не добит, в нем еще играли на бильярде, делали ставки на
бегах, дули водку и пиво под сардельки с кислой капустой или, напротив, на
крахмальных скатертях "Националя" употребляли марочный коньяк под семгу,
бардачили по "хатам".
Что касается Кремля, то как-то трудно было себе представить, что столь
легкая и милая красавица направлялась в эту мрачную твердыню. Еще куда ни
шло, если бы под покровом ночи, в "воронке", с кляпом во рту волокли
красавицу на поругание... Ведь, по слухам, Он как раз по ночам там сидит,
думает о судьбах мира и прогресса...
Проходя как-то в полночь по Софийской набережной, "варшавянин" не мог
оторвать взгляда от Кремлевского холма. Рубиновые звезды отчетливо светились
и как бы поворачивались под темным осенним ветром, все, что ниже башенных
шатров, было недвижимо и ужасно. Вдруг появился и прополз некий огонь.
Скорее всего, это была фара патрульного мотоцикла, и все-таки наш
"варшавянин" содрогнулся: трудно было не подумать, что это глаз дракона
прошел во мраке.
Кажется, никто не заметил, как содрогнулся опытный, видавший всякое
"варшавянин". Набережная была пуста, ни души, за исключением какого-то юнца,
притулившегося в десяти шагах под аркой, но он, кажется, тоже не заметил,
потому что и сам содрогнулся, когда по кремлевскому бугру прошел светящийся
глаз. |