|
-- Майка! -- крикнул Борис. Она резко затормозила, увидела Бориса и Веру и медленно пошла к ним, глаза расширены, приоткрытые губы как бы что-то бормотали. -- Майка, Майка, что ты, -- забормотал Борис. -- Вот познакомься, это Вера, мой старый друг. У нее большая беда, арестован муж... -- А у нас, Борька, дедушка арестован! -- выкрикнула тут Майка, будто на всю Москву, и в слезах бросилась к нему на шею. ГЛАВА XIV БОЛЬ И ОБЕЗБОЛИВАНИЕ Зачем я тогда, на том митинге, все-таки произнес эти жалкие слова о своей советской принадлежности, о нашей советской, верной идеалам научного коммунизма интеллигенции? Ведь все было ясно, я знал, на что иду, все было продумано, я сам себе подписал арест и приговор о расстреле, а самое главное, санкцию на пытки. Ничего нет страшнее этого: пытки! Они не расстрелами всех запугали, а пытками. Все население знает, или догадывается, или подозревает, или не знает, не догадывается, не подозревает, но понимает, что там, за этими дверями, больно, очень больно, невыносимо больно и снова больно. Анестезии нет. Ее уже нет, хотя человек не может не думать об анестезии. Мои фальшивые, советские слова были не чем иным, как попыткой анестезии. Дяденьки, пожалуйста, ведь я же все-таки свой, пожалуйста, не делайте мне больно, ну, хотя бы не так больно, ну, хотя бы хоть немножечко не так больно, пусть очень больно, но хотя бы уж не так невы-ы-ы-ыносимо: ведь советский же человек, ведь верный же идеалам научного коммунизма! Вместо этого надо было сказать: "Презираю бандитскую власть! Отказываюсь от вашего научного коммунизма!" Наивная попытка в мире, где идея обезболивания отвергается как таковая. Сказано: "Претерпевший же до конца спасется". В этом, как ни странно, заключается антитеза пыткам. Боль -- это мука, с другой стороны -- это сигнальная система. Давая анестезию больному на операционном столе, мы отключаем его сигнальную систему: она нам не нужна, и так все ясно. Снимаем муку. Если же мука не снимается, остается только терпение, переход к другим сигналам, к святому слову. "Претерпевший же до конца спасется". Претерпеть до конца и выйти за пределы боли. То есть за пределы жизни, так ли это? Боль и жизнь не обязательно синонимы, так ли это? Уход за пределы боли не обязательно смерть, так ли это? Они мне все время грозят болью, мне, семидесятисемилетнему борцу против боли. "Или давай показания, старый хуй, жидовский хуесос, или перейдем к другим методам!" Их хари, гойевские кошмарные хари. Один только Нефедов в этой толпе -- вот это самое гнусное, когда вместо одного следователя входит целая толпа ублюдков, -- лишь один только этот молодой капитан сохранил в лице что-то человеческое, хотя, возможно, ему сказали: "А ты, Нефедов, сохраняй в лице как бы такую, вроде бы, ебена мать, жалость к этому жидовскому подголоску. |
