Излагая все это, Палач пытался наощупь открыть ключом замок наручников, которыми был пристегнут к штанге. Ключ был вынут им еще вместе со второй парой наручников и все это время оставался у него в руке, пока он душил Фрэнка. Леоне, кашляя и хрипя, ползком отодвигался от Палача. Внезапно Даллас увидел, как Палач расстегивает держащий его за ногу наручник.

— Беги, Фрэнк! — крикнул он, замыкая штекер на штангу.

Сильнейший разряд тока, осыпав искрами бассейн, ударил, поражая насмерть и Палача, и Далласа. Фрэнк, успев отползти от Палача всего на метр, остался невредим.

Прошло уже довольно много времени, а Розмари все никак не могла поговорить с миссис Леоне. Сердечный приступ оказался очень тяжелым, потом был гипертонический криз. Пожилая женщина уже две недели лежала в постели. Врачи говорили, что желательна госпитализация, но мать Фрэнка наотрез отказалась ложиться в больницу. Естественно, Розмари не могла заговорить о фотографиях, боясь разволновать миссис Леоне. Каждый день девушка заглядывала к матери Фрэнка, посвящая уходу за ней несколько часов. Но вот миссис Леоне начала приходить в себя, вставать, сама одеваться и даже ходить в магазин. Ждать дольше было нельзя. А после того, что сказал ей Фрэнк, от которого Розмари все же скрыла, что его мать больна, чтобы его не расстраивать, девушка буквально по часам следила за улучшением состояния здоровья миссис Леоне. И вот решительный день настал.

— Ты знаешь, — сказала, обращаясь к девушке миссис Леоне, — сегодня я чувствую себя очень хорошо, даже намного лучше, чем до болезни.

— Я очень рада за вас, — улыбнулась Розмари. Она вышла из комнаты на кухню и закурила, чтобы

придать себе решимости. Миссис Леоне вытирала тряпочкой пыль и что-то напевала. Через несколько минут Розмари вошла в комнату.

— Я не хотела вам говорить, — обратилась она к миссис Леоне, — вы были больны, но неделю назад я ездила в «Бэйкли» и виделась с Фрэнком.

— О, Господи, — всплеснула руками женщина.

— Он лежал в лазарете, они издевались над ним в карцере, они убили его друга…

И Розмари рассказала миссис Леоне о всех испытаниях, которые обрушились на се сына.

— Драмгул не отстанет от него, — продолжала девушка. — Единственный шанс избавить Фрэнка от опасности — это представить в суд обвинительные документы против Драмгула по делу Норта. Вы знаете, что я говорю о фотографиях. Они были сделаны в День независимости и флаг на заднем плане является доказательством алиби Норта, поскольку школьная касса была ограблена в тот же день.

Розмари замолчала. Миссис Леоне стояла, не двигаясь. Тряпочка была по-прежнему зажата в се руке.

— Я умоляю вас, — сказала вновь Розмари, она была готова вот-вот расплакаться, и в словах ясно слышались чувства, охватившие ее. — Ведь эти фотографии у вас. Отдайте мне их, Фрэнк в смертельной опасности. Что будет в них толку, если мы опоздаем? Если Драмгул спровоцирует как-нибудь Фрэнка и набавит ему срок или даже покалечит или убьет его? Я умоляю вас, миссис Леоне!

Розмари не выдержала и заплакала.

— Подожди здесь, — тихо сказала мать Фрэнка и вышла из комнаты.

Розмари осталась одна, она ни о чем не думала, только всхлипывала и вытирала платочком слезы. Прошло минут десять, наконец миссис Леоне вернулась в комнату. В руках у нее был голубой конверт. Она раскрыла его и выложила на стол перед Розмари несколько фотографий. Знакомый дом с колоннами, а на фоне его — миссис Леоне в клетчатой юбке и голубой блузке, а через плечо перекинута сумка, а рядом с ней стоит невысокого роста лысоватый мужчина с добродушным выражением на лице, в правом верхнем углу развевается звездно-полосатый флаг.