Изменить размер шрифта - +
..
     Мегрэ встал, прошел через лавку.
     - Вы уже уходите?
     - Я приду завтра.
     Выйдя из дома, он увидел речника, который возвращался к себе на баржу. Мегрэ обернулся и посмотрел на дом. Со своей светлой витриной он был похож на театральную декорацию, в особенности потому, что из него доносилась нежная, сентиментальная музыка.
     Не примешивался ли к ней и голос Анны?

     Но ты ко мне вернешься,
     Прекрасный мой жених.

     Мегрэ месил ногами грязь; дождь был такой сильный, что его трубка погасла.
     Теперь уже весь Живе казался ему похожим на театральную декорацию. Когда речник вернулся к себе на баржу, на улице не осталось ни души.
     Только притушенный свет из нескольких окон. И шум разливающейся Мёзы постепенно заглушил звуки рояля.
     Когда он прошел метров двести, он смог одновременно видеть в глубине сцены дом фламандцев и на первом плане другой дом, дом Пьедбёфов.
     Во втором этаже не было света. Но коридор был освещен. Акушерка, должно быть, оставалась одна с ребенком.
     Мегрэ был не в духе. Он редко до такой степени ощущал бесполезность своих усилий.
     Зачем он, собственно говоря, сюда приехал? У него не было официального поручения. Люди обвиняли фламандцев в убийстве девушки. Но ведь не было даже уверенности в том, что она умерла!
     Может быть, устав от своей бедной жизни в Живе, она уехала в Брюссель, в Реймс, в Нанси или в Париж и теперь сидела где-нибудь в пивной, угощаясь пивом с какими-нибудь случайными знакомыми?
     А даже если она умерла, может быть, ее совсем и не убили?
     Может быть, когда она, потеряв мужество, вышла из мелочной лавки, ее потянула к себе, мутная река?
     Никаких доказательств! Никаких признаков преступления! Машер тщательно вел следствие, но ничего не нашел, и прокуратура вот-вот положит дело под сукно.
     Тогда зачем же Мегрэ мок под дождем в этом чужом городе?
     Как раз напротив него, по другую сторону Мёзы, он видел завод, двор которого был освещен только одной электрической лампой. У самых ворот светилось окно сторожки.
     Значит, старик Пьедбёф вышел на работу. Что он делает там всю ночь?
     И вот комиссар, сам хорошенько не зная почему, засунув руки в карманы, направился к мосту. В кафе, где он утром выпил грогу, дюжина речников и владельцев буксиров разговаривали так громко, что их было слышно с набережной. Но комиссар не остановился.
     От ветра вибрировали стальные лонжероны моста, который был построен вместо каменного, разрушенного во время войны.
     А на другом берегу набережная даже не была вымощена. Приходилось шлепать по грязи. Какая-то бродячая собака прижалась к оштукатуренной белой стене.
     В запертых воротах была проделана маленькая дверь.
     И Мегрэ увидел Пьедбёфа, который прижался лицом к окну сторожки.
     - Добрый вечер!
     На стороже была старая военная куртка, перекрашенная в черный цвет. Он тоже курил трубку. Посреди сторожки стояла маленькая печь, труба которой, сделав два колена, уходила в стену...
     - Вы знаете, что не имеете права...
     - Ходить сюда по ночам? Ничего!
     Деревянная скамья. Старый стул. От пальто Мегрэ уже пошел пар.
Быстрый переход