И тут опять-таки человеческая слабость и величие являются причинами неизвестности. В самом деле, допустим, что случайные
соображения (например, достижение побочных целей, недостаток времени или малочисленность и дурное снабжение личного состава) заставляют генерала
предпочесть из этих четырех планов первый, менее совершенный, но который можно выполнить скорее и с меньшими затратами на территории, более
богатой продовольствием. Начав с этого первого плана, который неприятель, сначала озадаченный, скоро разгадает, генерал может оказаться не в
силах его осуществить, встретив слишком большие препятствия, - это то, что я называю риском, рожденным человеческой слабостью, - он может его
оставить и попробовать второй, третий или четвертый план. Но может случиться, что он попробует первый, - и это я называю человеческим величием,
- лишь в качестве уловки, чтобы связать силы противника и напасть на него врасплох там, где он не ожидает атаки. Этот маневр был осуществлен под
Ульмом: Мак, ждавший неприятеля с запада, был охвачен с севера, где он считал себя в полной безопасности. Пример мой, впрочем, не очень удачен.
Ульм является лучшим образцом сражения с охватом, и он не раз еще будет повторен, потому что является не только классическим примером, которым
будут вдохновляться генералы, но как бы необходимой формой (необходимой в числе других, что позволяет выбор, разнообразие), чем-то вроде типа
кристаллизации. Но все это ничего не значит, потому что подобные условия все же искусственны. Возвращаясь к нашей книге по философии, скажу, что
они подобны логическим принципам или научным законам: действительность с ними сообразуется, почти совпадает, но вспомни великого математика
Пуанкаре, он не уверен, что даже математика - наука совершенно точная. Что же касается уставов самих по себе, о которых я тебе говорил, то они,
в общем, имеют второстепенное значение и, кроме того, время от времени подвергаются изменениям. Так, что касается нас, кавалеристов, то мы живем
уставом полевой службы 1895 года, который, можно сказать, отжил свое время, потому что основан на устарелой и непригодной теории, согласно
которой кавалерийский бой имеет лишь чисто моральное значение благодаря устрашающему действию кавалерийской атаки на противника. Между тем самые
умные из наших учителей, всё, что есть лучшего в кавалерии, и особенно майор, о котором я тебе говорил, полагают, напротив, что исход сражения
будет решаться рукопашной схваткой в настоящем смысле слова, где пойдут в ход сабли и пики и где более стойкая сторона окажется победительницей
не только морально, благодаря устрашающему впечатлению, но и материально.
- Сен-Лу прав, и весьма вероятно, что ближайший устав полевой службы будет носить черты этой эволюции, - сказал мой сосед.
- Я не досадую на твое одобрение, так как твои суждения, видимо, действуют сильнее на моего друга, чем мои, - со смехом сказал Сен-Лу,
оттого ли, что зарождающаяся симпатия между его товарищем и мной немного раздражала его, или же оттого, что он считал долгом вежливости ее
санкционировать этим официальным признанием. - Кроме того я, может быть, преуменьшил значение уставов. Их подвергают изменениям, это верно. Но
пока что они руководят военной обстановкой, планами кампании и концентрации вооруженных сил. Если они отражают неправильную стратегическую
концепцию, то могут оказаться исходным моментом поражения. Все это вещи, пожалуй, чересчур технические для тебя, - заметил он, обращаясь ко мне.
- Главное, уясни себе хорошенько, что фактором, наиболее содействующим развитию военного искусства, являются сами войны. |