В другие вечера это природное своеобразие кушаний подчеркивалось только поваром, который выкладывал
их на блюдо в естественном обрамлении, точно произведения искусства; так, вареная рыба подавалась на длинном фаянсовом блюде, где, рельефно
выделяясь на пучках синеватых трав, нетронутая, но скрюченная, оттого что живой была брошена в кипяток, окруженная каймой раковин крохотных
своих спутников: крабов, креветок и улиток, она как будто являлась керамическим изделием Бернара Палисси.
- Я ревную, я взбешен, - полушутливо, полусерьезно говорил мне Сен-Лу, намекая на бесконечные мои разговоры в сторонке с его приятелем. -
Значит, вы находите его умнее меня, значит, вы его любите больше меня? Значит, только он для вас и существует? - Мужчины, безумно влюбленные в
какую-нибудь женщину и живущие в обществе мужчин, увлекающихся женщинами, позволяют себе шутки, на которые другие, считающие их не столь
невинными, никогда бы не решились.
Когда разговор делался общим, приятели избегали заводить речь о Дрейфусе из боязни задеть Сен-Лу. Однако через неделю двое его товарищей
обратили внимание на то, как странно, что, живя в военной среде, он является таким убежденным дрейфусаром, почти антимилитаристом. "Это оттого,
- сказал я, не желая углубляться в подробности, - что влияние среды вовсе не имеет такого значения, как принято думать..." Я рассчитывал этим и
ограничиться, не повторяя мыслей, которые я развивал Сен-Лу несколько дней тому назад. Все же, так как и эти слова были уже мной сказаны почти
буквально, собирался извиниться, прибавив: "Это то самое, что несколько дней тому назад..." Но я не учел оборотной стороны восхищения, с которым
Робер относился ко мне и некоторым другим лицам. Это восхищение дополнялось таким основательным усвоением их мыслей, что через двое суток он
забывал, что мысли эти не его. Таким образом Сен-Лу счел своим долгом горячо меня приветствовать и поддержать мой скромный тезис с таким
выражением, как если бы он всегда сидел у него в голове и я только охотился в его владениях.
- Ну, да! Среда не имеет значения.
И продолжал с такой энергией, как будто опасался, что я его прерву или не пойму.
- Подлинное влияние оказывает среда интеллектуальная! Мы люди идеи.
Он остановился на мгновение с улыбкой человека, хорошо обдумавшего свои мысли, уронил монокль и вонзился в меня глазами, точно
буравчиками:
- Все люди одной идеи одинаковы, - произнес он с вызывающим видом. По всей вероятности, Сен-Лу совершенно забыл, что несколько дней тому
назад я ему сказал эти самые слова, которые он зато так хорошо запомнил. Не все вечера приходил я в ресторан Сен-Лу в одинаковом расположении
духа. Если какое-нибудь воспоминание, какое-нибудь огорчение способны нас покинуть, так что мы больше их не замечаем, то бывает, что они
возвращаются и иногда долго с нами не расстаются. Случались вечера, когда, идя через город в ресторан, я до такой степени тосковал по герцогине
Германтской, что у меня дух захватывало: казалось, будто часть моей грудной клетки вырезана искусным анатомом, удалена и заменена равной частью
нематериального страдания, эквивалентом тоски и любви. Как бы ловко ни были пригнаны швы, нам очень не по себе, когда тоска по каком-нибудь
существе заменила в нас внутренние органы; нам кажется, что она занимает больше места, чем эти органы, мы непрестанно ее ощущаем, и кроме того
какая тягостная раздвоенность быть вынужденным сознавать часть своего тела. |