- Я не понимаю…

- Книги не для того писали, чтобы ты лежал на них, как на кровати.

- Что? – Эрих усмехается и потирает руками лицо. – Ты ведь несерьезно.

- Еще как серьезно. Вставай! – Я тяну парня на себя и свожу брови. – Ну же, Эрих.

- Боже, что на тебя нашло? Это всего лишь книги.

- Нет. Это единственное, что спасает, когда мир вокруг кажется невыносимым.

- И, видимо, таким он тебе кажется довольно-таки часто.

- Именно. Так что…, - взмахиваю руками и выдыхаю, - так что уберись. Не нужно их использовать не по назначению, хорошо? Если тебе нужна подушка или еще один матрас, ты только скажи. Я попрошу у Марии.

- Хорошо, понял. Ты любишь книги – кто бы сомневался. Еще и играешь на каком-то музыкальном инструменте, правильно? Пуританский режим Верхнего Эдема – не новость.

- Пуританский режим? Что бы ты знал, музыка и книги – единственное, что не было мне навязано моими родителями. 

- Говоришь так, будто твои родители тираны.

Не отвечаю. Присаживаюсь и начинаю складывать книги, избегая взгляда Эриха, что абсолютно не имеет смысла: парень всегда добивается своего, руша пропасть между нами.

- Дора, а кто твои родители?

- В смысле? – Нервничаю, потому что не хочу говорить правду. Лицо вспыхивает от стыда. – Они обычные люди. Как и все.

- Разве в Верхнем Эдеме бывают обычные люди?

- Обычные по нашим меркам.

- Ну да, - парень усмехается, - я начинаю забывать о том, что мы из разных миров.

Перевожу взгляд на парня и виновато улыбаюсь.

- Ты меня неправильно понял.

- Забудь. Я опять лезу не в свое дело, да?

- Ах, нет. Просто, понимаешь, у нас с ними очень сложные отношения. – Продолжаю раскладывать книги и вижу, как парень садится рядом. – Мы никогда не были близки.

- Почему?

- Папа постоянно на работе, а мама..., ее трудно понять. Иногда мне кажется, что она просто устала. Устала от меня, от брата. Наверно, в этом есть смысл.

- Правда? – Эрих хмыкает. – Если она устала от своих детей – это странно.

- А бывает по-другому?

- Моя мама скорее умрет, чем бросит семью.

- Наверно, она классная.

- Да, - на лице парня мелькает теплая улыбка, и, заметив ее, я сама улыбаюсь. – Даже подумать страшно, что сейчас с ней происходит. Я тут пять дней, а она...

- Ты скоро поправишься. Раны почти затянулись.

- Затянулись одни, открылись другие. – Мы смотрим друг на друга, и книги рушатся под моими пальцами, как домино, падая навзничь. Эрих поправляет волосы, упавшие мне на лицо, а я опускаю взгляд на свои ладони, выставляя книги заново около стены. – У тебя удивительная способность отводить взгляд, когда нужно наоборот смотреть в глаза.

- Думаешь? – смело гляжу на парня, а он криво улыбается. У Эриха грубый и острый подбородок, ямочки на щеках, длинные ресницы. Он высокий, более того самоуверенный, и в этом нет ничего хорошего, ведь весь его образ и все его слова, будто стрелы. – А ты не хочешь мне помочь? – Наконец, спрашиваю я.

- Я и так помогаю.

- Нет, ты сидишь рядом и пытаешься вогнать меня в краску.

- Чтобы вогнать тебя в краску, не нужно даже стараться.

- Да что ты говоришь.

- Не обижайся. В этом что-то есть. – Эрих широко улыбается, а я готова треснуть его по голове одной из тех книг, что расставляю у стены. – Я хочу сделать тебе комплимент, а ты реагируешь так, будто это оскорбление.

- Потому что все твои комплименты похожи на оскорбления.

- Ну, тогда научи меня.

- Научить чему?

- Делать тебе комплименты.

- Эрих, - нервничаю я, - зачем?

- Ты спасла мне жизнь, а я даже не могу сказать тебе, что ты очень красивая.