— Разве что, тогда, когда впереди будешь бежать ты, — заметила я.

— Поехали, — это подошел герцог, — тут такое солнце, что мы изжаримся заживо.

Можно подумать, за воротами нет никакого солнца. Там ходят по небу низкие тучи и хлещет дождь. Странная у некоторых людей логика.

Судя по всему, остальные привыкли, что герцог постоянно командует. Послушно расселись по своим лошадям и взяли в руки поводья.

— Команда «вперед» будет? — вполголоса спросила я у Эвелины, — или это каждый решает индивидуально?

Этьен услышал это и захихикал. А Эвелина нахмурилась.

— Здесь нет ничего смешного, Этьен, — сказала она, — Изабелла, почему вы все время так зло шутите?

— Это не шутка, — я пожала плечами, — это ехидная реплика «в сторону».

Разумеется, Этьен снова захихикал. Чего еще от него ждать!

Окрестности были очень живописными. В том смысле, что если б я была художником, то непременно запечатлела это на холсте. Но способностей к рисованию у меня не было. Вообще никаких. От моих рисунков у учителя рисования волосы вставали дыбом. А отец долго гадал, что же я хотела изобразить.

— Сегодня тепло, — заметила Эвелина, поднимая лицо к небу и щурясь от яркого солнца, — Огюстен, — она обернулась к брату, — может быть, пройдемся пешком?

— Я знаю, тебе не терпится заняться псом.

— Нельзя? Почему же? Мне нравится играть с Кадо. А ему нравится со мной играть, Изабелла? — это она сказала, конечно, мне.

— Кадо любит побегать, — признала я очевидную вещь.

— Ну еще бы, — вставил Этьен, — с такими длинными лапами, как у него, он и минуты на месте усидеть не сумеет. Вон, носится.

Кадо и в самом деле, разминал косточки, носясь по окрестностям, задрав хвост. За то время, пока мы ехали, он успел совершить пробежку до лесочка и обратно раз десять, не меньше.

Мы остановились и спустились на землю. Живая и подвижная Эвелина тут же отыскала на земле какую-то палку и развлекалась тем, что бросала ее в разных направлениях, а Кадо с веселым лаем бегал за ней и приносил назад. В эту игру он готов играть с кем угодно. И потом, Кадо до такой степени любит играть с палкой, что сам частенько отыскивает их и приносит мне, виляя хвостом и всем своим видом говоря: «Брось ее, хозяйка. Ну, брось! А я принесу». Если же у меня нет настроения этим заниматься, то он сам развлекается, как может, прыгает на палку и лапами отталкивает подальше, а потом бросается на нее и хватает зубами.

Я надвинула шляпу поглубже, скрывая лицо от солнечных лучей. Становилось жарко. Я не понимала, как Эвелина может носиться по лужайке в такую погоду.

— Здесь где-нибудь есть тень? — спросила я у Этьена.

— Вон у тех деревьев, — показал он, — что, припекло? Честно говоря, меня тоже. А Эви носится, как оглашенная.

Я собиралась кивнуть для поддержания разговора, но тут с моей головы слетела шляпа. Я наклонилась, чтобы поднять ее, как раздался второй выстрел. Боюсь, что на первый я не обратила внимания, так как совершенно не ожидала ничего подобного здесь.

Лошадь громко захрапела, упала на траву и, несколько раз дернувшись, застыла.

Я рухнула рядом, плохо понимая, зачем, но в такие моменты мое тело действует быстрее ума и я никогда не спорю. Поскольку ничего, кроме пользы это не приносит.

Этьен выпалил какое-то ругательство и упал тоже, больно задев меня локтем.

— Браконьеры! — завопила Эвелина, оставляя свое занятие, — Огюстен, ты же обещал, что с ними будет покончено!

— Боюсь, что мы не напоминаем двух симпатичных уточек, — пробурчал Этьен себе под нос.