|
Только о суши знаю. Но не могу же я подскочить к нему и заорать: «Суши!» – Я… э, большая ваша поклонница. Могу я попросить ваш автограф? Мистер Ямасаки в недоумении, кто-то из его коллег переводит ему на ухо. Его лицо моментально разглаживается, и он кланяется мне. Я кланяюсь в ответ, а он щелкает пальцами. Мгновение спустя перед ним раскрывают прекрасную кожаную папку, и он выводит изысканные иероглифы. – Он все еще здесь? – внезапно раздается в моем ухе голос незнакомца. – Да, – бормочу я. – Здесь. А вы где? – И одаряю мистера Ямасаки сияющей улыбкой. – На пятом этаже. Не отпускайте его, ради всего святого. Мистер Ямасаки вручает мне листок бумаги с автографом, закрывает ручку, снова кланяется и устремляется к выходу. – Подождите! – истошно кричу я. – Могу я… что-то сказать вам… – Мистер Ямасаки очень занят, – одергивает меня один из его коллег и строго смотрит через очки в стальной оправе. – Будьте добры, свяжитесь с нашим офисом. Они идут к дверям. И что мне делать? Не могу же я попросить еще один автограф. – Я должна сделать заявление! – верещу я, семеня следом. – Я поющая телеграмма. Должна передать сообщение от всех фанатов мистера Ямасаки. Будет очень невежливо, если вы откажете мне в этом. При слове «невежливо» японцы замирают на месте. Хмурятся и недоуменно переглядываются. – Поющая телеграмма? – подозрительно переспрашивает мужчина в очках. – Да. Это такая шутка. Но мои слова ничего не проясняют. Переводчик наклоняется к уху мистера Ямасаки, а потом поворачивается ко мне: – Мы вас выслушаем. Мистер Ямасаки делает знак, и все его коллеги в ожидании складывают руки на груди и выстраиваются в ряд. Другие бизнесмены взирают на нас с интересом. – Где вы там? – бормочу я в телефон. – На третьем этаже. Еще полминуты. Не упустите их. – Начинайте! – велит очкарик. О боже. Как я умудрилась вляпаться в такое? Во-первых, я не умею петь. Во-вторых, что можно спеть о бизнесмене, которого прежде в глаза не видела? В-третьих, почему мне вообще взбрело в голову изображать поющую телеграмму? Но если я ничего не придумаю, то двадцать человек потеряют работу. Отвешиваю низкий поклон, и японцы отвечают мне тем же. – Начинайте! – призывает очкарик, его глаза злобно блестят. Делаю глубокий вдох. Ну, давай же. Неважно, что я буду вытворять. Нужно продержаться всего полминуты. А потом убегу и никогда больше не увижу их. – Мистер Ямасаки… – осторожно начинаю я вытягивать мелодию «Одиноких леди». – Мистер Ямасаки, мистер Ямасаки… мистер Ямасаки, – покачиваю бедрами и плечами, совсем как Бейонсе. – Мистер Ямасаки, мистер Ямасаки… Вообще-то это совсем не сложно. Слова тут не нужны, я могу выпевать «мистер Ямасаки» сколько бог на душу положит. Спустя несколько мгновений некоторые японцы начинают подпевать мне и хлопать мистера Ямасаки по спине. – Мистер Ямасаки, мистер Ямасаки, мистер Ямасаки, мистер Ямасаки. – Пальцем указываю на него и подмигиваю. – О-о… о-о… Ужасно прилипчивая песенка, оказывается. Теперь поют все японцы, за исключением мистера Ямасаки, зато лицо у него очень довольное. К нам присоединяются другие участники конференции, и я слышу, как один из них спрашивает: «Это флеш-моб?» – Мистер Ямасаки, мистер Ямасаки, мистер Ямасаки… Где вы? – под конец выдаю я, продолжая ослепительно улыбаться. – Смотрю на вас. – Что? – С открытым ртом я оглядываю вестибюль. У мужчины, что стоит в сторонке, темный костюм, густые черные взъерошенные волосы, он прижимает к уху телефон. |
