Вернее, пытаться поступить. Хотя с равным успехом (или не равным — как повезет, или как карты выпадут) можно это же самое делать в своем, или в ближайшем к твоему захолустью, городе.
В незапамятные времена жаждущая высшего образования молодежь повадилась мотаться по Союзу — по крупным городам, конечно, и штурмовала приемные комиссии, то ли стремясь умотать подальше от родительских очей, то ли потому, что другой город всегда кажется краше и лучше собственного. Все куда-то рвались — ехать, ехать! Ну и Вика — чем она хуже, подалась из родных пенат, и подалась далеко — сначала из Тбилиси поездом до Батуми, потом из Батуми теплоходом по морю до Одессы. Нешуточное путешествие и недешевенькое. Но как откажешь единственной дочери, мама и не отказала. В долги влезла, но чадо отправила. Что делать — не пожелало чадо поступать в институт в славной столице Грузии. И то верно — русских факультетов раз-два и обчелся, конкурсы сумасшедшие, и ходят верные слухи — без взятки не суйся. Чадо неглупое, аттестат приличный, даст Бог, справится.
А что чадо не справилось, так то ж море виновато. Черное, чудное море. Хотя Вика и до своей поездки в Одессу море видела, и неоднократно. Куда поехать в мамин отпуск — на море! Куда отправить ребенка, т. е. Вику летом — в пионерлагерь на море! До моря езды — ночь в поезде, и утром, в шесть часов высунешься из вагона поверх оконной рамы, и трепет пронизывает от макушки до тапочек — вот оно, голубенькое, зелененькое, к горизонту темно-темно- синее море! Тихое, почти гладкое, колышется совсем рядом, в трех шагах от шпал, мелкие прозрачные, не волны — волнишки медленно набегают на пустынную гальку, и не терпится пробежаться босиком по мокрым камешкам, а поезд уносит, уносит, сворачивает в сторону, но все равно уже скоро море будет пред тобой, а ты перед ним, на целый месяц!
Вика море любила до безумия. Но она тогда не знала, что море морю рознь.
Теперь, волею судьбы, живя на побережье Средиземного, купаясь в нем, или просто с долей скепсиса и равнодушия наблюдая за подминающими под себя купальщиков волнами, она никак не может понять, почему это море, будто тоже красивое и тоже сине-зеленое, но не такое, совсем не такое, как Черное! И вода не такого вкуса, и совсем не пахнет оно морем, и песок не такой, и гальки нет. Хотя, если вспомнить, на гальке лежать было не слишком приятно, а встанешь — на спине розовые пятна: надавили камешки. Но что-то такое есть в том Черном море, что отличает его от Средиземного, или это всего лишь щемит ностальгическое воображение. И вот оно-то и уводит Вику от этих берегов — к другим, давно скрывшимися за всеми горизонтами.
Ах, Одесса, жемчужина у моря! Если бы Одесса не была у моря, она бы и «жемчужиной» не называлась. Запах моря, этот неописуемый запах, потому что его трудно описать словами, чувствуешь издалека, еще и моря самого не видно, оно где-то там, за домами и улицами и, чем ближе подходишь, запах острее, свежее — кажется, его не только вдыхаешь — заглатываешь, пропитываешься им, хочется бежать, лететь, чтобы увидеть скорей эту сверкающую синь и упасть в нее. Близость моря кладет отпечаток на всё и на всех, житель ли ты, или временный гость. Вика была временным гостем, гостем радостным и не обремененным заботами, напичканная романтическими мечтами от самого, еще по-детски гладкого лобика до новеньких дешевеньких босоножек. Она приехала из тьму-тараканной высокомерной республики поступать в метеорологический институт. Ну не в «пед» же — это добро и дома есть, а денег на взятку хоть в «пед», хоть в «мед» — нет, да и стыдное это дело — взятки давать. Россия взяток не берет, есть ум в голове — поступишь, а нет… Как это — нет!? Аэрозонды, метеорологические станции за Полярным кругом и, разумеется — удивительные исследования (интересно, чего — утренней и вечерней температуры воздуха?), и прочая и прочая романтическая дурь плавала в голове, пока Вика вместе с новой подружкой, приехавшей из Севастополя, плавала в море. |