— Фаня… здравствуйте. Как вы?…

Фаня молчала и смотрела на ворота поверх Ириного плеча.

Ирина взяла ее за руку. Никакого движения в ответ. Ирине захотелось ее встряхнуть, привести в чувство, но, вглядевшись в ее серые, поблекшие и ничего не выражающие глаза, поняла, что всё бессмысленно. Вдруг Фанины губы шевельнулись, она посмотрела Ирине в лицо, но взгляд был какой-то плавающий.

— Ты… Рая? — спросила она.

— Нет, я Ира. Помните, вы говорили «куколка», помните, я дала вам эту палку… мы гуляли с вами по аллее…

Ирина еще говорила, пытаясь пробиться к ее сознанию. Господи, неужели совсем ничего там не осталось?

Она отвела Фаню к скамейке, та послушно села и смотрела равнодушно перед собой. Маленький дворик вдруг оказался наполнен людьми. Их было с десяток, или немного больше, они суетились, подбегали к воротам, громко говорили, поэтому казалось, что их много. А один старик стоял столбом и не двигался, только беспокойно оглядывался и что-то бормотал.

Какой же это дом престарелых, это же психушка, — поняла Ирина.

Маленькая, вся кругленькая, с красными щечками и непонятного возраста женщина подбежала к скамейке и заглянула в пакет возле Фани. «Яблочки!» — вскричала она и пухлой ручкой нырнула в пакет. Вытащила персик и вгрызлась в него, причмокивая и подпрыгивая на толстых ножках. Мгновенно съела, обсосала и выплюнула чуть не в лицо Фане косточку и снова нырнула ручкой в пакет, сказав опять: «яблочки!» И опять громко зачмокала. Ирина переставила пакет между собой и Фаней. Коротышка проследила глазами эту манипуляцию и убежала вприпрыжку.

Ирине очень хотелось, чтобы Фаня сказала хоть что-нибудь. Но Фаня молчала. Куда же девалась ее безудержная говорливость? Может быть, никаких слов в ее бедной памяти уже не осталось?

Подошла та женщина, что открыла ворота.

— Что с Фаней? — спросила Ирина.

— Ничего. — Пожала она плечами. — Как привезли сюда, через неделю уже такая стала. Старость, что еще с ней может быть. Здесь все такие. неразумные.

— А дочь ее навещает?

— Навещает. Но редко.

А она узнает свою дочь? — не отставала Ирина.

— Иногда узнает. Раечкой называет. — Женщина поправила Фане воротничок платья и ушла.

Ирина встала, вложила Фане в руку упавшую палку и взяла ее под другую руку:

— Пойдемте…

Они остановились шагах в трех от ворот.

— До свидания, Фаня… Будьте здоровы… — она поцеловала Фаню в щеку.

Отперев щеколду, Ирина оглянулась. Пакета на скамейке уже не было. Фаня стояла, глядя на ворота. Медленно приподняла руку.

— Раечка… приходи еще, дорогая…

Ирина вышла на улицу со слезами на глазах. Вот так всё заканчивается. «И это всё называется жизнь», — Фаня часто повторяла эти слова. Для Фани жизнь уже закончилась. Нет разума — нет жизни.

Жалко было пакета с фруктами и печеньем, конечно, его унесла та коротышка, и Фане ничего не достанется.

Плагиат

Умер друг. Семен вылетел в Австралию. Далеко, конечно, но друг был, можно сказать, единственным во всей жизни. Семен даже одно время держал в голове заманчивую мысль — перебраться в Австралию. Но мысль так и осталась мыслью. Порой она приятно щекотала мозг, но дальше приятности дело не шло. Да и не могло пойти. Поздно начинать по новой. Кому нужно в этой сытой кенгурушной Австралии его критическое перо, пусть оно десять раз бескомпромиссное и острое.