Мартин так не считает. Он говорит, что надо лететь. Это единственно разумный способ. Я возражаю: плыть на корабле спокойнее. Можно читать, вести беседы, кормить чаек, до отвала надышаться свежим морским воздухом. Но Мартин видит меня насквозь и сразу спрашивает, уж не боюсь ли я летать. Я признаюсь, что да, мол, есть чуток. Мартин говорит, что я страдаю иррациональной фобией (боязнью определенных ситуаций, явлений природы, предметов или животных), и мы должны разобраться, в чем тут закавыка. Он интересуется у меня, страдаю ли я просто навязчивым страхом или это настоящее психическое нарушение. Последнее, как я понял, хуже. Он говорит, что я не должен от этого отмахиваться. Между прочим, от десяти до двадцати пяти процентов населения в тот или иной момент жизни страдают от приобретенной фобии.

Мартин уверяет, что летать на самолете совершенно безопасно. В гражданской авиации частота аварий приближается к нулю, на сто тысяч летных часов приходится всего одна авария с фатальным исходом. По словам Мартина, картина тут ясная. Он говорит, что лететь самолетом — самое безопасное, что только можно выбрать, включая сидение на диване, приготовление вафель и — уж не знаю, откуда он взял такие сведения, — спортивную ходьбу.

Мартин тащит меня в библиотеку и находит в энциклопедии статью «фобия». Там я прочел среди прочего, что «фобии, по мнению психоаналитиков, представляют собой невротическую реакцию на запретные мысли и импульсы, причем объект, вызывающий фобию, выступает в качестве символа запретного содержания».

Ну, вот это уж вообще какой-то бред! С чего бы вдруг у меня появились какие-то запретные мысли или импульсы. Со мной никогда ничего подобного не было! Чтобы у меня и вдруг появился страх перед самолетами из-за того, будто бы какие-то мои мысли (или импульсы) противятся чему-то запретному, что символизирует собой самолет! Еще чего не хватало! Даже подумать смешно. Просто я нервно отношусь к самолетам по той причине, что самолеты иногда падают и все, кто был в самолете, погибают. Между прочим, как раз недавно такое случилось. Самолет врезался прямо в море. Ба-бах!

И я же не один такой. Вспомним Денниса Бергкампа, нидерландского футболиста, он сейчас выступает за «Арсенал». Он тоже никогда не летает самолетами и пропускает матчи вне Лондона, если туда нельзя добраться на автомобиле. Но Бергкамп — это Бергкамп. Я же руководитель экспедиции. Тут все иначе. Меня очень возмутило, что большая и серьезная энциклопедия высказывает такие инсинуации по поводу моих мыслей и импульсов. И в результате я почувствовал, что мне все нипочем и море по колено, откуда-то вдруг явился такой кураж, что я решил плюнуть на всякие там фобии. Я подумал: раз так, ну и ладно! И мы с Мартином отправились в ближайшее бюро «САС» и купили билеты. На все про все хватило каких-то пятнадцати минут.

Я отправил факс в Клуб путешественников и сообщил, что планирую провести экспедицию в духе Хейердала, в некотором роде по его стопам, и потому хотел бы сфотографироваться с одним из членов моей команды рядом с их глобусом.

И вот мы с Мартином уже сидим в самолете. Вылет из Осло задержался из-за каких-то неполадок. Что-то надо было заменить, но что именно, нам никто не объяснил. Может быть, стульчак унитаза, а может быть, и крыло. Никакой информации не было обнародовано. Мы сидели в аэропорту и все курили и курили. Мартин курит все время разные сорта. У него нет приверженности к определенной марке. Мартин рассказывал мне, что как пойдешь покупать сигареты, можно просто свихнуться. Пускай, мол, лучше табачные короли не слишком на него надеются. Он собирается вот-вот бросить и потому сейчас накуривается впрок. Тут мы читаем в газете, что Фрэнк Синатра лежит в Лос-Анджелесе при смерти. Несомненно, это придаст особую остроту нашему пребыванию в Нью-Йорке, если окажется, что он при нас умрет. Мыслишка не слишком благородная, но все же.