|
В камине горел огонь, майор пил свое виски в своем привычном кресле. Руки его были перевязаны, левая висела на перевязи, а правая была свободной, и ею он держал стакан со своим любимым напитком, наполовину уже опустошенный. Щеки его горели неестественным румянцем, глаза казались еще более навыкате, чем всегда, дышал он с шумом, словно преодолевая сопротивление воздуха. Тем не менее, Уайклиффа он приветствовал своей обычной сардонической усмешкой.
— Вы времени даром не теряете, Уайклифф! Зайчик вставил: — Майор прибыл минут двадцать назад. Уайклифф повернулся к Паркину: — Вам следовало остаться в больнице. Паркин набрал в рот хороший глоток виски, проглотил и неуклюже вытер рот тыльной стороной ладони. — Нет, мне здесь больше нравится. Зайчик позвонил в больницу насчет Гетти, ему сказали, что ее состояние не хуже, чем можно было ожидать. Непонятно, правда, что это значит. — Он повернулся к Уайклиффу и скривился от неожиданной боли. — Надеюсь, вы поняли, что она решила спалить себя живьем вместе с отцовскими вещичками? — Он вздохнул. — Никогда не думал, что она так глубоко переживает все это. Представить только! Нет, я не имел права доводить дело так далеко. Он отвернулся. А Уайклифф подумал: «Бедная Гетти! Теперь она обязана брату жизнью, и никогда ему этого не простит!» В этой комнате сама атмосфера словно задавала нужный темп разговора, длинные паузы и недомолвки. Громко тикали часы. Майор все еще дышал прерывисто, как после пробежки, и это заставило двух других с тревогой посматривать на его покрасневшую физиономию. — Гетти всегда была странной девочкой, — продолжал майор. — Ей нужно было родиться мужчиной. Она все никак не могла смириться, что мужчина в семье — я, и притом не такой, каким она воображала настоящих мужчин… — Он неожиданно усмехнулся: — М-да, если бы она и впрямь была мужчиной, то тогда — берегись, армия! Они помолчали. Паркин снова повернулся к Уайклиффу, теперь с несколько сонным выражением на лице: — Если с ней будет все нормально, дайте ей рассказать вам ее собственную версию, ладно? Не надо на суде склонять ее к чему-то, внушать всякие мысли. Я хочу сказать, она вряд ли признается, что… — он снова осекся и продолжил уже на другой ноте: — Она просто не вынесет, что я предстану перед судом, «наплевав на дорогого папочку». Она убеждена, что я всю жизнь только этим и занимаюсь — «плюю на дорогого папочку». Он отпил еще глоток виски, подумал и сообщил: — Ну теперь, я думаю, ей не придется беспокоиться. Зайчик Лэйн следил за ним с тем выражением озабоченности, с каким мать наблюдает за больным ребенком. — Ему нельзя столько пить. У него сердце… — Да брось ты, Зайчик! — оборвал его майор. — Не корчи из себя наседку! — Я думаю, надо позвать Макдональда. Макдональд — его лечащий врач, наблюдает его по поводу сердечного заболевания. — Можешь звать доктора или уж сразу похоронщика, но только после того, как я расскажу мистеру Уайклиффу то, что собирался, после, но не раньше! — Он подвигался, пытаясь пристроиться в кресле поудобнее. — Вы уже уяснили, Уайклифф, что Джо застрелился из-за этих проклятых побрякушек, которые приволок его брат, эта сволочь? Уайклифф кивнул. — Я был как раз на лестнице и услышал выстрел. Если бы я вышел парой минут раньше, я мог бы спасти его. А на улице я встретил брата, он пошел своей дорогой, а я вошел в дом. Голос не слушался майора. Он налил себе в стакан еще виски. — А что получается, я один здесь пью? Зайчик, о чем ты думаешь? Разве Уайклифф трезвенник, а? Зайчик вопросительно поглядел на Уайклиффа, и тот кивнул. |
