Печеные яблоки были поданы и съедены в полном молчании. Неожиданно Джильс со звоном выронил свою ложечку. У стола стоял и четвертый стул, свободный. Не сводя с этого стула глаз, Джильс спросил своим ровным, бесцветным тоном:

— А вы по ней не скучаете?

Уайклифф ехал в Труро по дьявольски петляющей дорожке, которая в целом вела на восток. Уже у въезда в городок она перешла в «роскошное» двухрядное шоссе. На спуске с пригорка впереди мелькнули три шпиля собора Пирсона, в стиле «возрожденной готики». Здание полицейского участка, стоящее в нижней точке спуска, у оживленной развязки, избежало архитектурных экспериментов шестидесятых годов, за что кому-то, безусловно, положена медаль — или орден.

Уайклифф припарковал машину и подошел к дежурному за стойкой.

— Да, мистер Рид у себя, сэр. Знаете, где он сидит?

Уайклифф знал.

Им подали в кабинет кофе в тонких фарфоровых чашечках с блюдцами, на что Рид сардонически заметил:

— Сервис на таком уровне я получаю только во время королевских визитов…

Его маленький кабинет отделяла от общей комнаты стеклянная перегородка.

Потряхивая небольшой папкой, Рид объявил:

— Я сделал несколько выписок из архивного дела Дерека Рюза, и тут есть еще пара фотоснимков. Итак, дело было 3 января 1976 года, парню только исполнилось пятнадцать лет. Примерно в половине седьмого вечера он катил на велосипеде из деревушки Триспен в Трезильен, после того, как провел день со своей школьной подружкой…

Да, Рид, должно быть, потратил немало с трудом выкроенного времени на сбор своего досье, и Уайклифф почувствовал себя виноватым. Но что поделаешь, исследовать старые тупики — дело весьма выигрышное.

Рид продолжал:

— Дерека Рюза все знали и любили, так что после этого несчастья люди заволновались не на шутку. Особенно когда медицинская экспертиза установила, что он был еще жив, когда его тащили из кювета через земляной вал на соседнее поле.

Солнце, которое стеснительно пряталось за облаками с самого утра, теперь разошлось вовсю и заливало офис ярким светом. Рид засунул толстый указательный палец за воротничок рубашки и немного расслабил узел галстука.

— Эта чертова комната в полдень превращается в настоящее адское пекло, — проворчал он.

Вытащив из папки две фотографии, он протянул их Уайклиффу. На первом снимке был обычный сельский проселок, каких тут полно. Второе фото изображало канаву рядом с межевым рвом. Там, в канаве, лежало скрюченное тело подростка, под велосипедом, который, очевидно, втащили вслед за телом. Застывшие глаза мальчика, казалось, глядят сквозь спицы колес…

— Этот проселок петляет по местности между Триспеном и Трезильеном, то в гору, то под уклон, и на этой дорожке с трудом две машины разъедутся… — Рид помолчал и добавил: — Видите, в каком виде мы его нашли — это на следующее утро. — Всю ночь лил дождь, и все следы, сами понимаете, начисто смыло.

Откинувшись в кресле, Рид поставил пустую чашечку с кофе на стол.

— За дело взялись криминалисты, но я тоже был приставлен к расследованию. Эксперты определили, что удар пришелся по велосипеду выше, чем если бы его сбил обычный легковой автомобиль, так что мы принялись искать грузовик или фермерский трактор… Мы обнюхали весь район на много миль вокруг, и — ни шиша. Конечно, мы понимали, что на радиаторе мощного трактора может вообще никаких следов не остаться от столкновения с велосипедом.

Рид помолчал и посмотрел на Уайклиффа выжидающе. Ясные голубые глаза Тома Рида излучали чистейшее простодушие.

— Ну что ж, не стану обременять вас деталями, но тут люди называли несколько имен возможных виновников — ну и среди них прежде всего Джонатана Глинка… Сейчас-то Джонни выглядит вполне благопристойным господинчиком, но в свое время это был первостатейный шалопай и хулиган.