Та тоже больно нос задирала. И вообще, все Рулы такие, если уж на то пошло. Помню, их батюшка держал лавку на Чёрч-стрит. Деньги брал с покупателей, будто одолженье делал.
— Когда Джимми Клемо овдовел, я был уверен, что он скоро опять женится. В том смысле, что он тогда еще был хоть куда, а этой его дочурке едва четыре или пять исполнилось, — сказав это, старик закашлялся, потом достал смятый носовой платок и сплюнул в него. — Смех, да и только! Я всегда считал, что все женщины Клемо от природы на передок слабы.
— И Эстер тоже? — не без иронии поинтересовалась женщина.
— Эстер! — От изумления старик снова зашелся в кашле. — Скажете тоже, Эстер! Лично я охотнее положил бы с собой в постель мешок обглоданных костей. Да и набожна она слишком для таких дел. Католичка, понимаете ли… — он хихикнул. — Еще бы с такой внешностью не удариться в религию!
На какое-то время воцарилось молчание. Старик уставился невидящим взглядом в окно, а его собеседница принялась изучать плакаты о вреде курения, профилактике СПИДа и гриппа.
Женщина сказала спустя какое-то время:
— Джимми Клемо скоро разбогатеет на своем кемпинге. Говорят, это просто золотое дно.
— Да уж точно — получше будет, чем фермерствовать.
Женщина бросила взгляд на закрытую дверь.
— Однако долго он с ней возится…
— Он ее, извиняюсь за выражение, обследует. Я бы не отказался побыть сейчас на месте этого молодого доктора!
— Ну и развратный же вы старикашка, Вилли Проуз!
В конце концов дверь кабинета снова открылась. Хильда Клемо, не удостоив никого взглядом, прошла через приемную к выходу.
— Мистер Проуз, прошу вас! — провозгласил молодой человек в белом халате.
Портовые сплетницы пристроились рядком на одной из лавочек. Туристы и прочие отдыхающие бесцельно слонялись вокруг гавани, поедая мороженое и гадая, чем бы себя занять в этот день. В дальнем конце пристани она увидела Ральфа Мартина, задумалась на мгновение, потом решила пока с ним не встречаться и свернула в проулок, прежде чем он заметил ее.
Худоба делала ее выше, лицо казалось еще более загорелым в обрамлении волос соломенного оттенка. На ней были джинсы и облегающая сине-зеленая маечка без рукавов с надписью белыми буквами поперек груди: «Прогулочный баркас „Прибой“». Передвигалась она легкими, неспешными шагами молодой и сильной кошки.
Беременность… предродовой период… повивальная бабка… потуги… роды… кормление грудью… Или аборт. Она перебирала эти слова в уме и содрогалась. Даже подобные мысли вызывали отвращение.
Она пошла прочь от гавани через площадь, где располагались основные магазины их городка, а потом узенькой улочкой, где дома распахивали свои двери прямо на мостовую. Незнакомые прохожие оглядывались ей вслед, женщины не без зависти, мужчины с вожделением. Местные с ней здоровались, но она не отвечала на приветствия.
Ей живо припомнилась беременность сестры и рождение племянника: как тошнило Элис по утрам, как мучилась она несварением желудка, ее бочкообразная фигура и несносная раздражительность. Впрочем, не прошло и полгода после родов, а Элис уже вернулась к прежней жизни, бросив младенца на попечение Эстер. Та еще мамаша!.. Да если разобраться, что у Элис за жизнь? Лучше подохнуть, чем докатиться до такой жизни!
— Привет!
Это парень из ее школы, с которым она встречается на занятиях по некоторым предметам. Меньше чем через год им вместе сдавать экзамены за среднюю школу. Юнцу явно хотелось с ней потрепаться, но она отмахнулась от него. Господи, сейчас ли ей думать о глупых экзаменах!..
Она знала, как поступит, почти сразу странным образом смирившись с неизбежным. |