– Ну-ну, – благожелательно поддакнул майор. – И что дальше?

Джексон опять посмотрел куда-то ввысь, потом продолжил:

– А если представить, что у него были какие-то обязательства? Допустим, попросили его что-то похранить до лучших времен. Да так попросили, что он отказать не посмел. А потом передать, кому надо и когда надо. И это «что-то» (мы знаем теперь, что именно) он не особо как и маскировал на родительской даче. И тут на тебе – неожиданная посадка. Обязательства не выполнить – это с одной стороны. С другой – а вдруг старики наткнутся на схрон, если он не особо замаскирован? Мы же Барановых видели – люди не бедные, но все собственным горбом заработали. Старой закваски народ. Их же кондрашка хватит. А потом они, скорей всего, эту находку в милицию отнесут. А у нас ведь сразу вопросы возникнут. Предположим, родители-то не знают, но сынок-то уж должен знать? Для Димули Баранова хоть так, хоть эдак – нехорошо.

– Логично пока, – согласился начальник. – Вполне возможно, что золотишко и деньги Баранову кто-то дал.

– Вот-вот, товарищ майор, все и увязывается, – закивал Джексон. – Баранов сидит в СИЗО, потеет от страха, как бы его старики нычку не отыскали да в милицию не отнесли. Понятно, что его сразу же за мягкое место возьмут, начнут трясти, как грушу. Да если еще про убийство учительницы от сокамерников услышал, совсем замандражил. А еще вполне возможно, что он того гражданина, который его об услуге попросил, очень шибко боится.

Начальник не стал задавать Митрофанову вопросы, которые возникли бы у несведущего человека. Допустим, откуда в камере следственного изолятора – от слова «изолировать»! – информация о смерти учительницы? А вот это из области непостижимого. Как ни старается тюремная власть отрезать обитателей СИЗО от новостей из внешнего мира, но не получается, и информация с воли доходит. И не только «малявы» от одного оконца до другого по ниточкам идут, но и адвокаты вести заносят, да и сами надзиратели иной раз могут проговориться или обмолвиться. А сидельцы слушать и делать выводы умеют.

Джексон посмотрел на свою кружку – увы, она уже опустела. Зато у меня еще что-то оставалось. Не колеблясь, придвинул ее товарищу. Если не побрезгует, то спасу Евгения от засухи в горле.

А тот и не побрезговал. Выпив одним глотком остатки моего чая, продолжил:

– Баранов очень даже не дурак. Наоборот, выход из патовой ситуации он придумал гениальный. Нашел способ выбраться на волю, чтобы рядышком с дачей, сдернул, а потом закапывает улику на участке, о чем никто и не подумает. И удалось же! А дальше уже детали: отыскать способ сообщить этому своему доверителю (а кто знает, может, и подельнику): так, мол, и так, сел, с кем не бывает. Но все спрятал в надежном месте, а найти, наоборот, очень легко. На той даче, что мы были, под хостой. Спрячь он в доме, так в него еще проникать надо – дополнительный риск. А тут все просто. Главное, успеть, пока земля не замерзла. Он, конечно, соседке-то, его увидевшей, не обрадовался, но деться некуда. Времени в обрез. А так Баранов сухим выходит: у нас к нему нет претензий, пойдет только по двести шестой, а подельник, или уж кто там, его на перо не посадит.

– Что ж, все правдоподобно, – кивнул начальник, поднимаясь с места. – Поделишься своей версией с Савиным, это же на его участке убийство случилось. Вот пусть работает. Если понадобится, поможешь. А ты, Воронцов, своими делами занимайся.

Товарищ майор уже отошел к двери, но потом остановился.

– Митрофанов, ты ведь в Заречье живешь? Поехали, подвезу. И ты, Воронцов, тоже собирайся. Докинем тебя до твоей общаги.