– Так ведь брат он мне вроде как получается. Немного.

Что тут скажешь? Утро началось с сюрпризов.

– Как это, – синхронно удивились мы, – немного брат?

– Да появился он в нашем доме лет десять назад. Спросил меня. А мы дома с мамой вдвоем только и были. Отец к тому времени уже умер. Так вот, вызвал он меня из дома на улицу и говорит: «Ну, здравствуй, сестренка». И рассказывает историю: мол, от матери, незадолго до ее смерти, узнал, что отцом его является… И тут он называет фамилию, имя и отчество моего отца. Дескать, время было бурное, суматошное: как же, Победа! Отец с войны возвращался, и тут у них с его матерью скоротечный роман и случился. И было это в Белоруссии, в Полоцке. И неважно, мол, скоротечный или нет, если от него я получился. И в грудь себя тычет, а у самого слезы на глазах.

Мы с Женькой переглянулись. Нет, неслучайно наш клиент эпистолярную любовь себе завел с Верой Антоновой. Нутро у него такое – женщинам лапшу на уши вешать.

– В тот-то раз он ушел быстро. Обещал попозже заглянуть, когда мы с новостью такой сживемся. Сейчас, сказал, не время еще для родственного общения. А я, дура, матери тут же все открыла. Да и как было не открыть, если я вернулась, а на мне, что называется, лица нет. Мать тогда эту новость тяжело восприняла. Утешает меня, что враки все это и парень этот аферист какой-то, а сама пригорюнилась. А потом через какое-то время и говорит ни с того ни с сего: а Семен-то про какую-то задержку в Полоцке и вправду упоминал.

Я взглядом просигнализировал напарнику: раз уж начал солировать – продолжай. И тот продолжил.

– Да, Людмила Семеновна, это чрезвычайно интересно, но вы нам сейчас лучше про последний приезд Анатолия расскажите.

И Людмила стала рассказывать. А я смотрел на нее и совершенно непрофессионально верил в ее искренность. Давно, видимо, лежал этот груз у нее на душе без возможности хоть с кем-нибудь разделить его тяжесть.

Последний раз Рыбаков появился у нее неделю назад. Сообщил, что недавно освободился и несколько деньков перекантуется у нее. С собой имел сумку с каким-то барахлишком, и все. Что внутри, она не знает: Рыбаков не показывал, а она в чужих вещах копаться привычки не имеет. Сумка, кстати, и сейчас у них дома. А позавчера он уломал ее сходить вместе в порт насчет работы. Она должна была поинтересоваться в отделе кадров, можно ли устроиться на работу на грузовое судно ранее судимому родственнику? А сам он собирался на пирс спуститься, с плавсоставом поговорить, кого найдет, узнать, что да как. Хорошо бы, говорил, устроиться на какую-нибудь посудину, чтобы до Астрахани и обратно.

Да, подумал я, хорошее дело. Пока до Астрахани дойдешь, куча городов на твоем пути. Шакаль, сколько хочешь. И для правоохранительных органов ты вроде как пропал из виду.

В отделе кадров Людмиле не отказали, но и не сильно обнадежили. Предложили родственнику поработать на берегу, проявить себя, а тогда, может быть, в следующую навигацию и получится в плавсостав перейти. А когда она из конторы вышла, видит: неподалеку от портовых ворот Рыбаков с двумя милиционерами разговаривает. Она хотела подойти, но тот ей головой покачал: не подходи, не признавайся. Она и не подошла. А больше Рыбаков у нее не появлялся.

– Что ж, придется воспользоваться вашим гостеприимством, – нахально заявил Митрофанов и, увидев удивление женщины, пояснил: – Сумочку осмотреть надо. Вы как, сами отпроситесь или нам похлопотать?

– Нет уж, избави бог! – заявила Людмила. – Я лучше сама.

– А у вас телефон дома есть? – крикнул Митрофанов вслед уходящей женщине.

– Да вы что? – искренне удивилась она. – Увидите мои «хоромы», сами поймете.

По дороге Людмила говорила без умолку.