— но это ненадолго.
Прикосновения переместились на живот, и Витька наконец УВИДЕЛ! По нему полз паук, огромный, чёрный с жёстким зелёным пушком. Он добрался до Витькиной груди и замер там, приподняв передние лапки словно приветствуя человека.
— Ы-ы-ыыыы! — гопник выгнулся что было сил в своих верёвках, пытаясь стряхнуть паука на землю.
Но тот только сильнее зацепился крючочками на лапках, и держался словно ковбой на норовистом бычке.
— Кто тебе подсказал, Витя? — голос блондинки был вкрадчивым и от него по-прежнему бежали мурашки, только теперь от ужаса, — Ты ведь долбоклюй, Витя… тупой гопник… урод… быдло… — она смаковала каждое слово, — ты не додумался бы сам прийти к Северьянову. Кто тебе подсказал?!
Кислый разрывался от страха и отвращения перед пауком, и боязни "большого человека". Если тут ему было просто жутко, то "большой человек" вполне мог прикопать болтливого пацана в пригородном леске. Витька представил его внимательные, "мёртвые" глаза и прошипел сквозь зубы:
— Иди нахуй!
— Враги партизанку поймали… раздели и стали пытать… — отчаянно фальшивя запела блондинка, — но девичьи губы шептали… — она замолчала, очевидно, забыв продолжение, — ты давай… поупирайся, Витя… мне же так только веселее… ты ещё не понял? Ты мой, Витя…
Щекотание стало сильнее. Оно появлялось то внизу, возле пяток, то под мышками, то, о ужас, прямо между ног. На живот вскарабкался второй паук, за ним третий. Они деловито прохаживались по распластанному телу Кислого, их мохнатые брюшки тёрлись о его кожу.
— Говори, Витя… кто? Кто на тебя вышел? Кто тебе подсказал, сученыш?
От блондинки пахло чем-то сладким и пряным. Она окутывала этим ароматом, совершенно ненормальным в холодном и сыром подземелье.
Один из паучков встряхнулся, приподнял брюшко, и вдруг ловко ввинтился Кислому прямо под кожу. Только что он сидел сверху и с довольным видом потирал мохнатые лапки, а теперь вместо него возник крупный бугор на теле.
Витька почувствовал, как мерзкая тварь шевелится внутри него, как ворочал лапками, пробивая себе путь. Бугор медленно двинулся наверх, вдоль груди. Остальные пауки повторили его жест, вот один из них полез внутрь, медленно, словно напоказ… второй…
Что-то сломалось в этот момент внутри Витька, и он завыл… низко… по-звериному.
* * *
— Арахнофобия, одна из самых распространённых у людей боязней, — явно процитировала кого-то Анна. — Она встречается у каждого десятого из мужчин, и у половины женщин. Это мне папа рассказывал, — пояснила она. — я в детстве тоже пауков боялась.
— Он умом не тронется? — на всякий случай переспросил я.
Не то, чтобы мне было жаль Кислого. Этот мудак, тронув мою семью, заслужил всё происходящее. Но самого главного, он ещё не сказал.
— Надеюсь, Фике удержит себя в руках, — с сомнением ответила Анна, — хотя она всегда была с лёгким прибабахом. Зато милая.
— Фике? — я удивился незнакомому имени.
— Так в Австрии называли Софию, — пояснила Анна, — сокращение такое, вроде нашей Софы или Сони. Мы с ней там и познакомились. В австрийском пансионате. Две русских девчонки на двести немок. Её родители разводились… делили яхты и заводы… не до неё им было. Ну а про моих ты знаешь.
Когда Анна предложила подключить к делу Софию Парс, я отнёсся к этому скептически. Но она уверяла, что доверяет "паучихе" как себе, и мне пришлось согласиться. Всё равно лучше идей не было.
Пойти набить Кислому морду? Отмудохать его, так чтобы не встал? Я, конечно, смогу. |