Изменить размер шрифта - +
Арчи, полнейший рапорт мистеру Кремеру. Дословно.
Я доложил.
Это было просто по сравнению с некоторыми долгими и сложными диалогами, которые мне приходилось пересказывать Вулфу за многие годы работы у

него. Я достал записную книжку и авторучку, чтобы застенографировать свой отчет, дабы впоследствии не вкралось никакого расхождения, если Кремер

потребует отпечатать и подписать его. Поскольку я смотрел в свои записи, я не мог видеть физиономии Кремера, но, конечно, его холодные серые

глаза были прикованы ко мне, пытаясь подметить «пропуски в тексте» или колебания.
Когда я подошел к финишу, описав уход Пита, я сунул книжку к себе в стол, Кремер снова повернулся к Вулфу:
– Вы советовали ему сразу же туда возвратиться?
– Да. Память у мистера Гудвина превосходная.
– Знаю, но он неплохо умеет и забывать. Вассоз не вернулся, он прямиком отправился домой, там мы его и нашли. Его отчет о разговоре с вами

совпадает с сообщением мистера Гудвина, только он кое что выпустил или же Гудвин что то добавил. Вассоз не упоминал о том, что сказал вам, что

кого то видел.
– Он этого и не сказал. Вы все отлично слышали. Там было «если», что если бы он сказал полицейскому, что кого то видел.
– Да а. Например, так: если бы он сказал полицейскому, что видел, как кто то вошел в комнату Эшби через дверь из внутреннего холла, было бы это

хорошей идеей или нет? Нечто подобное?
– Фи, как неумно. Вы вправе делать какие то, угодные вам предположения, но не ждите, чтобы я их расценивал. Я сразу же сказал, что я – лицо

заинтересованное, для меня оказалось бы крупной неприятностью потерять мистера Вассоза. Если он убил этого человека, жюри заинтересуется,

почему. Я тоже.
– Мы еще не готовы для жюри.
Кремер поднялся.
– Но нам нетрудно догадаться почему. Допуская, что Гудвин сообщил мне все, что сегодня сказал Вассоз, в чем я все же сомневаюсь, я хотел бы еще

знать, о чем Вассоз беседовал с вами в остальные дни? Что он рассказывал об Эшби?
– Ничего.
– Никогда не упоминал его имени?
– Никогда. Арчи?
– Совершенно верно. До сегодняшнего дня ни разу.
– Что он когда либо рассказывал о своей дочери?
– Ничего, – ответил Вулф.
– Вношу поправку, – вмешался я. – То, о чем говорил Пит, предназначалось не для мистера Вулфа, который рассуждал с ним о славе Древней Греции.

Но однажды, года два с лишним назад, примерно в июне 1958 года, когда мистер Вулф лежал наверху в постели с гриппом, Пит рассказал мне, что его

дочка только что закончила среднюю школу и показал мне ее фотографию. Мы бы с Питом знали друг друга гораздо лучше, если бы не Древняя Греция.
– А после того он ни разу не упоминал о своей дочери?
– Нет, как бы ему это удалось?
– Глупости. Греция? Кому это нужно?
Кремер посмотрел на Вулфа:
– Знаете, что я думаю? Вот что. Если вы и знаете, что Вассоз убил Эшби и по какой причине – из за своей дочери, и могли бы помочь правосудию

привлечь Вассоза за это к ответственности, вы все равно не стали бы это делать.
Он постучал пальцем по письменному столу Вулфа.
– Только потому, что вы можете рассчитывать на то, что он и дальше будет приходить чистить вам обувь и потому что вам нравится забивать ему

голову разными россказнями о людях, про которых никто не слыхал. Тут вы весь!
Его взгляд перешел на меня:
– И вы тоже!
Он повернулся и выскочил из кабинета.

Глава 2

Ровно через двадцать восемь часов, в половине одиннадцатого вечера во вторник, я пошел отворять входную дверь, услышав звонок, и увидел через

наше чудо стекло перепуганное, но исполненное решимости маленькое личико, окаймленное с двух сторон поднятым кверху воротником коричневого

драпового пальто, а сверху кокетливой коричневой же вещицей, сдвинутой на правый глаз.
Быстрый переход