– А вернее, должен был бы написать и через несколько лет после
этого вместе с молодой женой покончить с собой от безысходности и отчаяния. В сорок втором, в горном городке Петрополисе в Бразилии они
примут смертельную дозу снотворного. Как раз на днях я навел справки.
– Но теперь этого не случится! – воскликнул Нижегородский. – Еще один наш должник.
– Согласен, что не случится, вот только насчет должника – это как сказать. Помнишь, я говорил тебе как-то о Жане Жоресе? – спросил
Каратаев. – Это французский политик и основатель «Юманите». Его должны были убить полтора месяца назад, в аккурат тридцать первого июля.
– За что?
– Он выступал против войны, а националистам это жутко не нравится. Так вот, поскольку ситуация хоть и не так кардинально, но все же
изменилась, можно было надеяться, что это чисто политическое убийство не состоится.
– Ну?
– Оно и не состоялось. Жорес умер за три дня до того; как Виллен – его легитимный убийца – зарядил свой револьвер. Сердечный приступ. Так-
то.
Они прошли в молчании несколько шагов.
– Ты пойми, Вадим, – продолжал разъяснять свою мысль Каратаев, – ведь ситуация изменилась не только глобально, но и в миллионах мелочей.
Войны и нацистов, положим, не будет, но завтра тот же Цвейг может поскользнуться на банановой кожуре и угодить под венский трамвай.
Происходит незримая мутация мелочей, новыми жертвами которой еще станут тысячи человек.
– Ага, – задумчиво произнес Нижегородский, – а кожуру обронит местная дура Аннушка, а вагоновожатой будет австрийская комсомолка.
Третьего сентября номера «Остары» с «Последним смотром императоров» начали поступать в продажу.
За неделю до этого Каратаев с Нижегородским привезли из типографии Рейнфельда на свою венскую квартиру сто экземпляров «Смотра» в шикарном
подарочном исполнении. На белой коже переплета было оттиснуто изображение могильного холма, сложенного из человеческих черепов. Каратаев
позаимствовал его с известной картины Верещагина, переработав под монохромную гравюру. Холм был увенчан крестом с надписью на табличке «14
000 000».
Все опасения компаньонов по поводу утечки информации и, как следствие, преждевременного интереса к книге властей оказались напрасными.
Никто из работников типографии не обратил на нее внимания. Венские издатели были завалены заказами по ариософской, мистической и расовой
тематикам, так что черепа, звезды Бафомета и таинственные гностические тексты давно уже не возбуждали любопытства. А поскольку ни набор
текста, ни его правка не требовались, то книгу, вероятно, никто из них и не читал.
– Бросайте все и лечите легкие, – посоветовал Вадим Бернадоту, возвращая его вексель. – Еще пара воспалений, и вам не миновать эмфиземы.
Это я вам как специалист говорю.
Два следующих дня они ездили по почтовым отделениям и отправляли посылки. Каждая книга была упакована в красивую коробку в черном бархате с
застежкой, а в те, что предназначались для Вены или Берлина, они вкладывали открытку с коротким высказыванием Отто фон Бисмарка: «Начать
превентивную войну против России только потому, что война эта неизбежна в будущем, аналогично самоубийству из страха перед смертью».
Первые несколько дней необычно толстые журналы со знакомой многим кометой на обложке лежали в витринах киосков и раскупались не более
обычного. |