Изменить размер шрифта - +
Собачьей радости не было предела. Выпучив глаза, всхрапывая, мопс тянулся приплюснутой

мордочкой к лицу человека.

– Ну-ну, – пытался успокоить собаку Нижегородский. – Гебхард! Где вы там? Заберите чемодан.

Через минуту он уже был наверху.

– Здравствуйте Нэлли, а где Пауль?

– Чинит машину в гараже. С возвращением, герр Вацлав.

– Зовите. Свистать всех наверх! Общий сбор в гостиной.

Сопровождаемый фыркающим Густавом, Нижегородский отправился к себе. Когда с тремя конвертами в руках он появился в гостиной, там его ожидал

весь личный состав их трудового коллектива.

– Ваша зарплата, господа, за прошлый месяц, а также отпускные, – протянул Вадим каждому по конверту. – Пауль и Нэлли отправляются в

двухмесячный отпуск, с чем я их и поздравляю, а вам, Гебхард, увы, я этого сказать не могу. На вашем попечении остается дом, сад и этот

парень, – он показал на абрикосового толстяка, который, успокоившись, уселся на полу и, склонив набок голову, внимательно смотрел на своего

хозяина.

– Вы уезжаете, герр Вацлав? – спросил Пауль.

– Мы отправляемся в Южную Америку. Август уже ожидает меня в порту Марселя. Нам давно хотелось заняться натуральным каучуком, но сначала

нужно изучить все на месте. Месяца через два, самое большее через три думаю вернуться.

Семнадцатого августа он выехал в Вену.



– Ну, а тут как дела? – поинтересовался Нижегородский у Каратаева после того, как, прогуливаясь по Штадтпарку, он вкратце сообщил

компаньону о результатах своей поездки.

– Нормально.

– Митингуют?

Савва кивнул.

– А на Одеонсплац чуть не дошло до драки, – стал рассказывать Вадим. – Два чудика взобрались на мраморных львов, один на того, что справа,

другой на того, что слева, и давай одновременно орать в две глотки. Оба требовали от правительства принятия решительных мер, только один

против англичан, а другой против русских. Тот, который костерил англичан, даже зачитал не то песнь, не то поэму какого-то прусского еврея.

Что-то про ненависть к Англии. Ее читают теперь на каждом углу.

– «Гимн ненависти к Англии». Это Лиссауэр.

– Ты и его знаешь?.. Ну вот, в результате слушавшая их толпа разделилась на три части, одни, соответственно, против англичан, другие против

русских. И если бы не полиция…

– А третьи против кого?

– Третьей частью был я. Я был в единственном числе, поэтому отошел в сторону, и меня никто не заметил.

– А я тут, между прочим, познакомился со Стефаном Цвейгом, – сказал через некоторое время Каратаев. – Оказывается, он был немного знаком с

тем самым Редлем. Помнишь? Они вместе жили в «Кломзере» незадолго до самоубийства полковника. Цвейг прекрасный рассказчик, и у него

множество друзей. Именно он рассказал мне о поэте Лиссауэре, том самом прусском еврее, который всю жизнь сочинял добрейшие и слащавейшие

стишки, а тут вдруг люто возненавидел англичан. Кстати, Стефану сейчас тридцать два, так что он почти наш одногодок.

– Цвейг? Это который написал «Шахматную новеллу»?

– Напишет, Вадим. Только еще напишет через четверть века, – поправил Савва. – А вернее, должен был бы написать и через несколько лет после

этого вместе с молодой женой покончить с собой от безысходности и отчаяния.
Быстрый переход