Собачьей радости не было предела. Выпучив глаза, всхрапывая, мопс тянулся приплюснутой
мордочкой к лицу человека.
– Ну-ну, – пытался успокоить собаку Нижегородский. – Гебхард! Где вы там? Заберите чемодан.
Через минуту он уже был наверху.
– Здравствуйте Нэлли, а где Пауль?
– Чинит машину в гараже. С возвращением, герр Вацлав.
– Зовите. Свистать всех наверх! Общий сбор в гостиной.
Сопровождаемый фыркающим Густавом, Нижегородский отправился к себе. Когда с тремя конвертами в руках он появился в гостиной, там его ожидал
весь личный состав их трудового коллектива.
– Ваша зарплата, господа, за прошлый месяц, а также отпускные, – протянул Вадим каждому по конверту. – Пауль и Нэлли отправляются в
двухмесячный отпуск, с чем я их и поздравляю, а вам, Гебхард, увы, я этого сказать не могу. На вашем попечении остается дом, сад и этот
парень, – он показал на абрикосового толстяка, который, успокоившись, уселся на полу и, склонив набок голову, внимательно смотрел на своего
хозяина.
– Вы уезжаете, герр Вацлав? – спросил Пауль.
– Мы отправляемся в Южную Америку. Август уже ожидает меня в порту Марселя. Нам давно хотелось заняться натуральным каучуком, но сначала
нужно изучить все на месте. Месяца через два, самое большее через три думаю вернуться.
Семнадцатого августа он выехал в Вену.
– Ну, а тут как дела? – поинтересовался Нижегородский у Каратаева после того, как, прогуливаясь по Штадтпарку, он вкратце сообщил
компаньону о результатах своей поездки.
– Нормально.
– Митингуют?
Савва кивнул.
– А на Одеонсплац чуть не дошло до драки, – стал рассказывать Вадим. – Два чудика взобрались на мраморных львов, один на того, что справа,
другой на того, что слева, и давай одновременно орать в две глотки. Оба требовали от правительства принятия решительных мер, только один
против англичан, а другой против русских. Тот, который костерил англичан, даже зачитал не то песнь, не то поэму какого-то прусского еврея.
Что-то про ненависть к Англии. Ее читают теперь на каждом углу.
– «Гимн ненависти к Англии». Это Лиссауэр.
– Ты и его знаешь?.. Ну вот, в результате слушавшая их толпа разделилась на три части, одни, соответственно, против англичан, другие против
русских. И если бы не полиция…
– А третьи против кого?
– Третьей частью был я. Я был в единственном числе, поэтому отошел в сторону, и меня никто не заметил.
– А я тут, между прочим, познакомился со Стефаном Цвейгом, – сказал через некоторое время Каратаев. – Оказывается, он был немного знаком с
тем самым Редлем. Помнишь? Они вместе жили в «Кломзере» незадолго до самоубийства полковника. Цвейг прекрасный рассказчик, и у него
множество друзей. Именно он рассказал мне о поэте Лиссауэре, том самом прусском еврее, который всю жизнь сочинял добрейшие и слащавейшие
стишки, а тут вдруг люто возненавидел англичан. Кстати, Стефану сейчас тридцать два, так что он почти наш одногодок.
– Цвейг? Это который написал «Шахматную новеллу»?
– Напишет, Вадим. Только еще напишет через четверть века, – поправил Савва. – А вернее, должен был бы написать и через несколько лет после
этого вместе с молодой женой покончить с собой от безысходности и отчаяния. |