– Прекрасно тебя понимаю, Вадим, – посочувствовал Каратаев. – Сам был в подобной ситуации, когда искал русского купца в «Фортуне».
– Ну, в общем, когда мне все это надоело, – продолжал Нижегородский, – я поймал кого-то из обслуги, отвел в сторонку и сунул ему в лапу
двойного орла. Это такая большая и тяжелая золотая американская монета в двадцать долларов, равноценная примерно восьмидесяти пяти маркам.
Делай что хочешь, говорю, а сыщи мне одного лягушатника. А как сыщешь и незаметно, не привлекая его внимания, покажешь мне, получишь вторую
такую же монетку. Парень мигом поднял на ноги всех своих. Думаешь, где они его нашли?.. Примерно через час в сортире. Он как пришел, сразу
рванул туда и просидел взаперти минут тридцать. Видать, не рассчитал с висбаденской минералкой – оказывается, она обладает чудным
слабительным действием. Я уж засомневался, будет ли он вообще играть. Но обошлось, вышел (кстати, ничего общего с газетной фотографией),
прошел в зал и выбрал стол для хай-роллеров, то есть рассчитанный на большие деньги.
В это время старушечий голос позвал их к столу.
– А для вас, фрау Парсеваль, у меня подарок, – заявил Нижегородский, входя в столовую.
– Да? – Старушка, от внимания которой не ускользнуло недавнее резкое изменение финансового благополучия квартирантов, причем в лучшую
сторону, замерла и как-то подобралась.
– Да. Вот. – Вадим положил на стол большую плоскую коробку в красном ледерине. – Набор кухонных ножей, ножовок и прочих режущих предметов.
Владейте. Между прочим, точно такими ножами пользуются на кухнях Гессенского двора. Крупповская нержавеющая сталь и колониальная слоновая
кость.
Увидев в глазах экономки некоторое замешательство, он добавил:
– Не беспокойтесь, когда мы съедем отсюда, все эти орудия пыток останутся в вашем распоряжении.
– Ну, рассказывай дальше, – потребовал после ужина Каратаев продолжения отчета своего компаньона о командировке.
– А дальше все просто, Саввушка. Я стоял в сторонке и, стараясь не привлекать ничьего внимания, как ты меня учил, ждал, когда крупье
объявит красную единицу. Пару раз выстрелы были холостыми – дальше не следовала черная двойка. Потом свершилось. Выпала двойка, француз
действительно что-то там сказал и артистично поставил на тройку. Тут уже я выхожу из мрака и под шумок кладу рядом банковскую упаковку с
пятьюдесятью двойными иглями. Крупье, посчитав, вероятно, что там серебряная мелочовка, типа голландских гульденов, объявил, что ставки
больше не принимаются, и крутанул колесо. Мы с французом выиграли. Когда типпер[6 - Крупье.] понял, что в моем бумажном брикетике сто
пятьдесят граммов чистого американского золота на тысячу долларов, было уже поздно. Я получил свои сто сорок семь тысяч марок.
– А почему поздно? Ставка что, была выше предельной? – спросил Каратаев.
– Пожалуй, что нет, но ты уверен, что рука крупье, узнай он об истинной сумме ставки, чуточку не дрогнула бы? Только позже до меня дошло,
как я рисковал. Ведь все зависит от того, кто крутит барабан. Чихни я рядом в ответственный момент, и шарик попал бы в другую лунку. То же
и с крупной ставкой. Она неминуемо привлекает внимание, а значит, оказывает влияние на ход дальнейших событий. Короче, когда все кинулись
играть на четверку, как и обещал Моризо, я отошел в сторону. |