Когда он упал, мой кольт чуть не вывалился из его кармана. Я схватил свой револьвер, вскочил на ноги и за долю секунды оглядел комнату, — экран телевизора был пуст. Телефонная трубка висела, позвякивая, на конце шнура, — значит, Квин слышал выстрелы, крики, звуки борьбы и сюда со всех ног несутся его люди, ищут 418-й номер. Заметив валявшийся на полу пистолет Шедоу, я нагнулся, подобрал его и побежал по коридору к той лестнице, по которой поднялся сюда прошлой ночью.

Но на ней уже раздавался шум шагов. Эти парни топали, как стадо бизонов, бегущее на водопой: они торопились на место событий. У меня оставался другой путь отступления, может быть удобнее этого. Лифт. Если все тупоголовые убийцы Квина в спешке не вспомнят о нем, если мне удастся добраться до него незамеченным, тогда у меня есть шанс спуститься вниз и выбраться на улицу. Лифт находился позади меня, на другом конце коридора. Повернувшись, я бросился бежать к нему, но потом остановился и навел пистолет 45-го калибра, который держал в левой руке, на лестничную площадку.

Захлопали двери, раздались крики; в коридор высунулись головы. Когда по приближающемуся топоту стало ясно, что эти бизоны вот-вот появятся на моем этаже, я дважды выстрелил, подняв в воздух тучу пыли от осыпавшейся штукатурки. Снизу доносились крики; один бандит, не сумев остановиться, вылетел в коридор, но быстро ретировался.

Я выстрелил еще раз, чтобы подольше задержать этих бандитов, потом повернулся и бросился к лифту. Выстрел прогремел в десяти шагах от меня.

Пока я вел перестрелку с преследовавшими меня бандитами, кабина лифта остановилась на четвертом этаже и двери начали открываться. В кабине находились двое, тот, который стоял в правом углу, первым заметил меня и выстрелил. Он целился мне в спину, и только то, что я успел развернуться и прыгнуть в сторону, спасло мне жизнь.

Этого человека я знал, знал сукиного сына, дородного, широкоплечего, сутулого мужчину, с изрытым оспинами лицом и черными волосами, острой челкой падавшими на узкий темный лоб.

Папаша Райен.

В таких критических ситуациях все окружающее воспринимается особенно четко, все ощущения предельно обостряются. В груди вспыхнуло яростное пламя, обдавшее меня жаром; в ушах зазвучал свистящий шепот, повторявший имена Хеймана, Вайса, Лолиты; тупое дуло пистолета в руке бандита из-за отдачи, последовавшей за выстрелом в мою спину, все еще было поднято вверх.

Я не думал о том, что этот человек снова целится в меня, что рядом с ним, справа, стоит еще один бандит, что по пятам за мной гонится целая шайка и что на другой лестнице, в нескольких ярдах от меня, слышится топот ног. По крайней мере, в эти считаные секунды мне было не до них.

В левой руке я держал свой сорок пятый, целясь прямо перед собой, короткое дуло моего кольта было опушено. Нажав на спуск указательным пальцем левой руки и одновременно подняв вверх правую руку, я увидел, что второй бандит в кабине лифта дернулся и его левая рука беспомощно повисла вдоль туловища. Я промазал в Райена, но ранил другого; привалившись к задней стенке кабины, он медленно сполз на пол. Я отвел дуло кольта вправо, услышал выстрел Папаши Райена, прозвучавший одновременно с моим, и почувствовал обжигающий удар пули, попавшей мне куда-то слева, в бок или бедро.

Удар заставил меня покачнуться, моя левая нога внезапно подогнулась, ступня заскользила по полу, и я упал. Но, даже падая, я знал, что пуля только слегка зацепила меня, потому что сохранил способность действовать и все еще мог идти, когда и куда захочу.

Затвор кольта, который я держал в левой руке, оставался открытым, поэтому магазин пистолета опустел, но я уперся левой рукой в пол, чтобы держаться прямо, и навел револьвер, зажатый в правой руке, прямо на грудь Папаши Райена, хотя сам все еще лежал на полу с подвернутой ногой.