– Да, – говорю, – совсем мертвый. У вампиров, как и у людей, есть души – если душа отошла, то вернуть ее не в моих силах. Скелеты и чучела я подниму снова, а Клод… Питер, мальчик, что ж я теперь буду делать?

Питер ткнулся лицом мне в грудь, пробормотал:

– Старая сволочь, монах хренов, в рот ему дышло…

И тут я вспомнил.

– Питер, – говорю, – он убил Клода, правда, а мы‑то почему живы?

Питер поднял голову – с той странной полусочувственной миной, означающей, что я не понимаю некую, по его разумению, простую вещь.

– Так ведь он‑то тоже, гад, помер, государь, – говорит. – Монах‑то был человек, верно? А люди – они мрут, если им закатать ножик в переносицу. Вот он и помер, в лучшем виде. Не успел доколдовать, сука.

– Ты швырнул в него нож?! – говорю. – Ты?! Так просто?! Но как ты смог? Ведь слуги Роджера и не дернулись, я думал – живых нашим Даром просто парализовало…

Питер пожал плечами.

– Может, их‑то, – говорит, – и парализовало с непривычки. Я, пока не привык к вашим этим… чарам, тоже вроде как ошалевал слегка, но у меня‑то уж было время притерпеться. Я бы раньше его прибил, и Клод бы остался цел – так ведь за солдатами прятался, падла. И зыркал на меня. Надо было наверняка, чтоб он меня первый не грохнул, – так я долго момент выбирал…

Да, подумал я, резонно. И вдруг почувствовал, что совершенно не могу дышать. Мне показалось, что это – приступ кашля.

Я уже забыл, как плачут.

Мы с Питером знали предубеждение жителей Сумерек против погребения. Ясно – если гроб долгое время служил тебе опочивальней, дико представить его себе в качестве последнего пристанища. Поэтому мы сделали то, что доставило бы душе Клода удовольствие, – предали его тело огню.

Удивительно, как быстро и чисто – как бабочка, влетевшая в огонек свечи. Трупы людей так не горят. Пустая оболочка, тень Сумерек – вспыхнула, погасла, и ночной ветер унес пепел. Это сожжение не сняло тяжести с души, но появилось смутное чувство правильности и покоя. И мы смогли рассмотреть стоянку монаха и обыскать его труп.

Клод угадал: шатер оказался действительно вышитым изнутри защитной каббалой против Приходящих В Ночи. Эти знаки я знал. Вампиры их терпеть не могут, поэтому я никогда не воспроизводил эту гадость. Оскар говаривал, что защищающиеся от Проводников накликают на свою голову грязную смерть, и в случае со старцем это оказалось правдой.

Кроме знаков защиты я нашел в шатре чудесное Священное Писание, молитвенник чистого древнего письма с белыми рунами на переплете и несколько разных амулетов – против разных порождений Сумерек, но главным образом – против вампиров. Старец, похоже, терпеть неумерших не мог – вероятно, Сила вампиров каким‑то образом его ослабляла. Клод причинил монаху серьезное неудобство, когда в последний раз прикрыл меня, отдавая мне Силу во время поединка.

И он отомстил вампиру. Сучий потрох.

Важного гостя и союзника Роджера охраняли пятнадцать человек. Все эти бедолаги были совершенно не готовы к приятным ощущениям от ментального сражения двух ведьмаков – и погибли поголовно, в чем в конечном счете Роджер был виноват больше меня и монаха, вместе взятых.

Тело старца оказалось с ног до головы обмотано шелковыми ленточками с вытканными на них охранными знаками – куда там моему панцирю! А в руке у него мы нашли ту чудовищную штучку, которая едва не закончила наши земные пути, – золотой диск, гравированный Святым Словом и прожженный насквозь каплей крови демона. Я едва заставил себя прикоснуться к этому.