В каюте повисла невнятная тишина, которую нарушали только крики чаек.

– Ну-у-у-у, – несколько нерешительно раздалось с кресла Даргеля, – насчет международного морского права нас пугать не надо. И об инструкциях мы тоже кое-что знаем… – произнес старший помощник и замолчал, не зная, в какую сторону повернуть разговор. Он готов был отмалчиваться, выносить пытки, на всякий случай приготовил знаменитое русское: «Да пошел бы ты на…», но ситуация обернулась так, что ни один вариант не подходил. Даже послать вроде как неудобно… Прямо-таки не американский агент, а эдакая мелкая морская сошка, да к тому же выказывающая симпатии попавшим в непростую ситуацию русским… Разве что – огрызнуться. Ну, огрызнулся, а дальше что?

– Какие же вы все-таки, мужчины… – вдруг раздался в гнетущей тишине голос Крутолобовой, – почему вы все время врете?

Даргель и Расторгуев уставились на девушку. Нейвилл же сидел совершенно безучастно, словно погруженный в медитационное созерцание будущего.

– Если бы не эти люди, мы давно уже могли погибнуть, – продолжала Лариса. – Нас спасли, обеспечили комфортом, медицинской помощью, сделали все, чтобы мы не чувствовали никаких неудобств. – Глаза Крутолобовой блестели, будто она только что плакала, на щеках появился гневный румянец, голос крепчал от слова к слову. – К нам отнеслись со всей душой, нам искренне хотят помочь, а вы…

– Товарищ Крутолобова! – попытался остановить девушку от необдуманных шагов старший помощник, но она не обратила на его окрик никакого внимания.

– Николай Иванович, почему вы идете на поводу у этого человека? – Она гневно ткнула пальчиком в сторону Даргеля. – Вы ведь никогда не были лжецом! А сейчас вы ведете себя, как… – она на секунду замолчала, подыскивая нужное слово, но не нашла и только презрительно скривила губы. Расторгуев нервно заерзал, уязвленный справедливыми обвинениями своей ассистентки. – А еще академик, цвет и совесть нации…

– Товарищ Крутолобова! – уже со всей серьезностью в голосе попытался одернуть девушку старший помощник «Макарова» и даже привстал со своего места.

– Сидеть. – Злой и резкий, словно удар плетью, приказ Нейвилла заставил Даргеля снова занять свое место. Американец молча уставился на девушку, и та, словно грешница своему духовнику, начала причащаться, не скрывая ничего.

– Никакой это не Николайчук, и он – не боцман, – состояние девушки приближалось к отметке «бабская истерика», – его действительно зовут Николай, фамилию я не помню, но только он не с рыболовецкого корабля, а офицер с подводной лодки…

– С какой? – коротко, чтобы не сбить ассистентку с ритма, спросил излучавший полное понимание и участие Нейвилл.

– Не знаю, – капризно пожала плечами Крутолобова. – Тесная, все провонялись какой-то гадостью… Вы бы видели, как на меня таращились эти голодные мужики!

– А кит? – Американец мягко направил в нужное русло вселенскую женскую обиду и неприязнь.

– И кита мы убили, – ассистентка тряхнула кудряшками. – На той лодке была гарпунная пушка, и Николай Иванович в него выстрелил.

Нейвилл быстро глянул на академика, ища подтверждение слов Ларисы, но Расторгуев отвел взгляд и потупил глаза.