— Послушайте меня и пошевелите извилинами, если они у вас есть. Деньги лежали в багажнике «кадиллака». Машина стояла в гараже, который я снимал на улице Сержанта Бенуа. Этот гараж закрывался специальной металлической шторой, от которой был один-единственный ключ — то есть никто, кроме меня, туда попасть не мог. Если этот итальяшка еще не совсем сгнил, то подтвердит, что после приезда сюда мы с девушкой сразу легли спать…

— Это правда, — пролепетала Сказка.

Сами по себе эти слова не имели никакой силы, но будучи произнесены таким простодушным тоном, они буквально взорвали тишину комнаты.

Пора было финишировать: мы уже достаточно сильно разогнались.

— Вывод, — заявил я. — Либо я оставил деньги в Париже (хотя вы сами чувствуете, что это не так), либо кто-то вытряхнул их здесь до вашего приезда…

Рассуждение выглядело таким бесспорным, что даже Анджело не нашел, что ответить.

Я откинулся на подушку и победно скрестил руки на груди.

IX

Последовало недолгое молчание.

— Вставай! — приказал мне полицейский.

Он был похож на толстого рассерженного кота. Его и без того выпуклые глаза почти вылезали из орбит.

— Пошли к машине, — постановил он.

Мейерфельд коротко кивнул в знак согласия. Он, Мейерфельд, выглядел все более холодным, прямо ледяным. Казалось, он вот-вот треснет и рассыплется на куски.

Я спрыгнул с кровати и под прицелом усатого натянул штаны.

— А ты присмотри за дамочкой, — велел усатый своему напарнику, бледному доходяге с белесыми ресницами.

Мы вышли во двор, под великолепное, увешанное звездами небо. Анджело скрипел зубами от ярости. Он шел сзади, и за ним краем глаза следил Мейерфельд, который, судя по всему, уже не питал к нему особой симпатии.

Я спрашивал себя, чем все это кончится, поскольку мы вступили на путь, одинаково безысходный для всех. Действительно: мне оставалось жить только до тех пор, пока не отыщутся деньги; Анджело не мог сказать им, где они, поскольку вообще этого не знал. Поэтому единственным выходом для остальных было «обработать» нас с итальянцем и заставить в муках родить секрет, которого не мог открыть ни тот, ни другой…

Подходя к машине, я заметил, что Анджело действительно произвел весьма тщательный обыск. Машина напоминала костюм, который распороли, чтобы перешить. Кузов был изрезан ножницами по металлу, обивка салона валялась на земле, сиденья весело ощетинились пружинами. С колес были сняты колпаки, багажник остался открытым… Словом, Анджело и его дружище Антуан измывались над ни в чем не повинным автомобилем, как хотели…

— Ну, спасибо, — проворчал я. — Такая была тачка… Да, Анджело, мастер ты комедию ломать!

Он подскочил ко мне и заехал мне в челюсть. Я стойко перенес удар и в ответ от души лягнул его копытом. Он взвыл и упал на колени, массируя себе простату.

— Спокойно! — рявкнул полицейский.

Анджело поднялся; его физиономия кривилась в гримасе, полной клыков и резцов.

— Сволочь! — задыхался он. — Ах, сволочь…

— Хватит! — крикнул Мейерфельд.

— Вы что, верите этому гаду?! — бунтовал итальянец. — Да если бы я загреб кассу, то разве стал бы уродовать машину и дожидаться вас, вместо того чтобы драпануть?!

— А почему бы и нет? — ответил я. — Ты же понимал, что далеко не уйдешь. Организация все равно отыскала бы тебя. А вот оставшись, ты мог выкрутиться, особенно если бы застрелил меня во время спора…

Мейерфельд обошел машину кругом, потом лег на землю и заглянул под нее…

— Там мы тоже искали, — пробормотал Анджело.