— Краба? — предположил тот.

Иван Дмитриевич улыбнулся. И полугода не прошло, как Яблочков в сыскном, а понимает начальство с полуслова.

Арсений Иванович обернулся за час. Сперва заскочил на Большую Морскую, забрал инструмент, что с задержания Краба там хранится, потом полетел на санях в Литовский замок. Крабу уже года два как полагалось стучать киркой на сибирских рудниках, но всякий раз стараниями Крутилина он не «попадал» на этап. Уж больно был полезен: любой замок, любой сейф мог вскрыть за пять минут. Не так давно супруга цесаревича потеряла ключ от резной индийской шкатулки с драгоценностями. Вскрывать такую отверткой рука не поднялась. Как всегда, выручил Краб. Цесаревич лично поблагодарил Крутилина.

Краб, тощий чернявый парень с длинными тонкими пальцами, обошелся с сейфом, как опытный хирург с больным. Внимательно осмотрев, обстучал с нужных сторон, достал из саквояжа какие-то щеточки, отверточки, пинцеты, зажимы и ловкими точными движениями произвел вскрытие.

— Могу ехать взад? — спросил Краб.

— Неужто в тюрьму торопишься? — удивился Яблочков.

— Холодно тут у вас.

И вправду, печь давно остыла, а растопить ее не догадались.

— Погоди чуток, — сказал Крабу Крутилин. — Осмотрим сейф, и поедешь. Его закрыть еще надо.

— Тогда налейте для сугрева…

— Я бы тоже не прочь, — признался Яблочков и уточнил у Вавилы: — Выпивка имеется?

— Да, только заперто. Вон в той тумбочке. А ключик на той же связке.

Краб, никого не спрашивая, подскочил к тумбочке и ногтем открыл хлипкий замок. Вытащил оттуда начатую сороковку столового вина, бутылку портвейна и небольшую склянку с зеленоватой жидкостью. Открыл ее, понюхал:

— Кельнская вода. Ее-то зачем прятал? — спросил он недоуменно.

— То от меня, — пояснил Вавила. — Раньше на столе стояла, но как-то раз я не рассчитал с самогоном, ну и допил.

— Ну ты даешь, — усмехнулся Краб.

— Скучно тут. Всю ночь один-одинешенек.

— Девок бы пригласил, — предложил Краб, разливая водку по стаканам.

— А как их запустишь? На двери снаружи замок, на окнах решетки.

— Неужто пожара не боишься? — удивился Крутилин. — Если не дай бог случится, сгоришь тут заживо.

— Значит, такая судьба.

Подобного отношения к собственной жизни Крутилин не понимал. Сгореть из-за чужой жадности? Иван Дмитриевич ни за какие коврижки на такую бы службу не пошел. А Вавила даже не задумывался над тем, чем рисковал.

Выпили, не чокаясь, за упокой Вязникова. И приступили к ревизии сейфа — Арсений Иванович зачитывал по гроссбуху, Крутилин доставал нужный заклад и складывал в мешок, за ними неусыпно следили Мария Поликарповна с братом.

Краба от греха подальше попросили от сейфа отойти, как-никак криминалист. Он с удовольствием придвинулся к заветной тумбочке. Компанию ему составил Вавила.

— Кольцо желтого металла с черным камнем, на бирке фамилия Холимхоев, — огласил очередной заклад Арсений Иванович.

— Есть такой.

Яблочков поставил в гроссбухе галочку:

— Ожерелье белого металла…

— Эй, начальник, — окликнул Крутилина Краб, — слухай сюда. А ну, Вавила, повтори.

Захмелевший от портвейна сторож пролепетал:

— Романыч с утра как самовар сиял. По секрету сказал: сегодня разбогатею. Лавку к едрене фене продам, укачу в Париж. Но ты, говорит, не боись, договорюсь, чтоб тебя при ней оставили.