— Хочешь сказать, у него не такие жесткие волосы?
— Да. У вас получилось, как будто у него рожки. А это неправильно.
— Дальше!
— Нос сейчас примерно такой длины, как надо, — сообщил Хоуз, — а вот форма другая. У нашего призрака нос больше, длиннее… вот здесь, в средней части, как там это называется, выступ между ноздрями.
— У вашего друга длиннее кончик носа?
— Да.
— А глаза? — поинтересовался Анджело. — Так лучше?
— Вроде нормально, — признал Фрэнки. — Глаза не трогайте. По-моему, глаза его, да?
— Да, — согласился Хоуз. — А рот не тот.
— Что не так?
— Слишком маленький. У него рот больше.
— И узкий, — подсказал мальчик. — Тонкие губы.
— Подбородок раздвоенный? — спросил Анджело.
— Да, подбородок такой, как вы сказали. Но вот волосы…
Анджело начал затушевывать линию волос.
— Так лучше, да, так больше похож.
— На лбу выступ? — уточнил Анджело. — Вот так? Волосы растут мысиком?
— Мысик не такой выраженный, — заметил Хоуз. — У него волосы очень коротко подстрижены, редеют у висков, но не так торчат. Да, вот теперь вы ухватили суть, так лучше.
— Рот длиннее и уже, верно? — не переставал быстро чертить карандашом Анджело. Наложив на набросок новый лист кальки, он начал переносить на него результаты. У стола, за которым он работал, было очень жарко. Вспотевший кулак прилипал к тонкой прозрачной бумаге.
Родился третий вариант портрета подозреваемого, потом появился четвертый вариант, пятый, десятый, двенадцатый, — а Анджело все продолжал трудиться, сидя за ярко освещенным столом. Хоуз и мальчик без конца вносили поправки, иногда вспоминая какие-то подробности уже после того, как предыдущие их замечания оказывались аккуратно зафиксированы на бумаге. Анджело оказался опытным и умелым рисовальщиком; ему удавалось передать на рисунке все их замечания. Казалось, бесконечные переделки совсем не раздражают его. Он терпеливо поправлял наброски.
— Становится хуже, — вдруг заявил мальчик. — Теперь совсем не похоже на него. Вначале было лучше.
— Измените нос, — попросил Хоуз. — У него какой-то изгиб в средней части. Как будто нос был сломан.
— Больше расстояние между носом и ртом.
— Брови гуще. Такие мохнатые. И толще.
— Мешки под глазами.
— Углубите носогубные складки.
— Он у вас слишком молодой. Состарьте его.
— Изогните кончики губ.
— Нет, это слишком. Выпрямите.
— Лучше, лучше.
Анджело продолжал работать. Лоб у него покрылся испариной. Попробовали включить вентилятор, но мощной струей воздуха размело по полу бумаги рисовальщика. Время от времени то один, то другой сотрудник подходил к столу, за которым трудился Анджело. Они останавливались у него за спиной и заглядывали к нему через плечо.
— Здорово, — сказал кто-то, в жизни не видевший подозреваемого.
Пол был покрыт листками смятой кальки. Но Хоуз и Фрэнки продолжали вспоминать приметы виденного ими человека, и Анджело старался как можно точнее перенести их впечатления на бумагу. И вдруг после того, как они уже потеряли счет рисункам, Хоуз воскликнул:
— Стоп! Вот оно!
— Это он, — подтвердил Фрэнки. — Тот самый тип!
— Ничего не меняйте, — велел Хоуз. |