Человек назвался Петерсоном. Без имени и никакой информации о себе. На нем был безупречно отутюженный темно-серый костюм и банкирский галстук. Он был почти седой и аккуратно подстриженный. Руки, лежавшие перед ним на столе, могли принадлежать пианисту. На левом запястье красовались крупные золотые часы с синим циферблатом, конечно, швейцарские, – такие могли выдержать давление на большой глубине. С минуту он изучал Габриеля сонными, скучающими глазами. В нем чувствовалась естественная самонадеянность человека, знающего тайны и ведущего картотеку.

– Коды. – Как и Баэр, он говорил с Габриелем по-английски, при этом почти без акцента. – Где вы их записали?

– Я их не записывал. Как я говорил майору Баэру…

– Я знаю, что вы говорили майору Баэру. – В его глазах неожиданно появилась жизнь. – Теперь спрашиваю вас я. Где вы их записали?

– Коды сообщил мне по телефону мистер Ишервуд из Лондона, и, воспользовавшись ими, я открыл калитку и входную дверь виллы.

– Вы запомнили номера?

– Да.

– Сообщите мне их сейчас.

Габриель спокойно их произнес. Петерсон взглянул на Баэра – тот кивнул.

– У вас очень хорошая память, синьор Дельвеккио.

Он перешел с английского на немецкий. Габриель тупо смотрел на него, словно не понимая. Допрашивавший возобновил разговор на английском.

– Вы не говорите по-немецки, синьор Дельвеккио?

– Нет.

– А по словам таксиста, который вез вас с Банхофштрассе на виллу, что на Цюрихберге, вы вполне прилично говорили по-немецки.

– Произнести несколько слов по-немецки и говорить по-немецки – это не одно и то же.

– Таксист сказал нам, что вы назвали ему адрес быстро и уверенно на немецком языке с заметным берлинским акцентом. Скажите мне вот что, синьор Дельвеккио. Чем объяснить, что вы говорите по-немецки с берлинским акцентом?

– Я же вам сказал: я не говорю по-немецки. Я могу произнести на немецком лишь несколько слов. Я провел несколько недель в Берлине, реставрируя одну картину. По-видимому, там я и приобрел этот акцент.

– Как давно это было?

– Года четыре назад.

– Года четыре назад?

– Да.

– А какая картина?

– Извините?

– Картина, которую вы реставрировали в Берлине. Кто художник? Как она называется?

– Боюсь, это конфиденциальная информация.

– В данной ситуации конфиденциальных вещей уже нет, синьор Дельвеккио. Я хотел бы знать название картины и имя владельца.

– Это был Караваджо из частной коллекции. Извините, но я не могу сообщить вам имя владельца.

Петерсон, не глядя на Баэра, протянул к нему руку. Баэр открыл свою папку и передал ему лист бумаги. Петерсон со скорбным видом просмотрел ее, словно пациенту осталось совсем недолго жить.

– Мы пропустили вашу фамилию через наш компьютер, проверяя, не было ли невыполненных ордеров на ваш арест в Швейцарии. Рад сообщить, что не было ничего – даже штрафа за езду. Мы попросили наших друзей в соседней Италии проделать то же самое. И снова на вас ничего нет. Но наши итальянские друзья сообщили нечто более интересное. Оказывается, Марио Дельвеккио, родившийся двадцать третьего сентября тысяча девятьсот пятьдесят первого года, умер в Турине двадцать три года назад от лимфатического рака.