В ответ на мой вопрос о Рамоне Уэстфолл они направили меня в дальнее крыло здания, где, по их словам, она занималась инвентаризацией.
Я увидела ее сидящей на маленькой деревянной табуретке. Она проверяла по списку комплектность неэлектрических приспособлений. Когда я подошла к ней, она извлекала из коробки подвижно закрепленные пластинки из нержавеющей стали с острыми лезвиями, с помощью которых без труда можно отхватить руку или ногу.
— Как эта штука называется? — спросила я.
Рамона посмотрела на меня с любезной улыбкой. На вид ей было около пятидесяти, карие глаза смотрели на меня сквозь стекла державшихся на кончике носа очков, песочного цвета волосы были коротко острижены. Она обходилась практически без косметики. Одета она была скромно — в белую блузку с длинными рукавами и круглым воротничком и серую твидовую юбку. На ногах — недорогие кожаные туфли типа мокасин.
— Мандолина. Те, что вы сейчас видите, сделаны в Германии.
— Я думала, что мандолина — это музыкальный инструмент.
— Нет, это всего лишь омонимы. Устройство, которое у меня в руках, предназначено для резки овощей тонкими ломтиками. Можно также резать вафли или грибы для жульена.
— Здорово,— сказала я. Неожиданно меня охватили видения ровных ломтиков жареной картошки и шинкованной капусты домашнего приготовления, хотя ни то, ни другое я никогда сама не готовила.— Сколько она стоит?
— Сто десять долларов. С запасным ножом — сто тридцать восемь. Хотите, чтобы я вам показала, как она работает?
Я отрицательно покачала головой, не желая тратить столько денег ради красивой картошки. Рамона встала, поправила фартук. Она оказалась ниже меня на полголовы, и от нее исходил запах духов, образец которых мне на прошлой неделе прислали по почте. Аромат лаванды и жасмина. Впрочем, меня удивил не столько запах духов, сколько их цена. Я бросила флакончик в ящик шкафа, и теперь всякий раз, когда достаю нижнее белье, меня буквально одолевает лавандо-жасминный аромат.
— Если я не ошибаюсь, вы Рамона Уэстфолл, не так ли?
Выражение любезной учтивости на ее лице сменилось на осторожно-выжидательную улыбку:
— Да, это я. Мы уже встречались?
— Нет, не приходилось. Меня зовут Кинзи Миллхоун. Работаю здесь, в Санта-Терезе, частным детективом.
— Чем могу быть полезна?
— Я ищу Тони Гаэна. Насколько мне известно, вы его тетя.
— Вам нужен Тони? Боже мой, зачем?
— Ко мне обратились с просьбой разыскать его по личному делу. Я вышла на вас, потому что не знаю других способов связаться с ним.
— Что за личное дело? Не понимаю.
— Один человек, который недавно умер, попросил передать ему денежный чек.
Рамона непонимающе смотрела на меня, но вскоре я заметила в ее глазах огонек понимания:
— Вы имеете в виду Джона Даггетта, да? Мне сегодня рассказали, что его имя прозвучало вчера вечером в сводке новостей. А я думала, что он по-прежнему в тюрьме.
— Его выпустили полтора месяца назад.
Лицо Рамоны залила краска:
— Отлично, просто великолепно! Пять человек погибли, а он вновь разгуливал по улицам.
— Не совсем так. Мы могли бы где-нибудь сесть и поговорить?
— О чем? О моей сестре? Ей было всего тридцать восемь. Красавица, замечательный человек. Он врезался в них, несмотря на сигнал «стоп», когда они переходили улицу. Ей оторвало голову, муж тоже погиб. И сестру Тони он задавил насмерть. Ей шел седьмой год, совсем еще дитя…— Рамона говорила короткими, рублеными фразами, не сознавая, что усилила голос и почти что кричит. Люди, работавшие неподалеку, стали оглядываться.
— А остальные двое? Вы знали их?
— Вы же детектив. Вот и выясните.
Сидевшая через проход темноволосая женщина в полосатом фартуке с беспокойством поглядывала на нас и наконец смогла привлечь внимание Рамоны:
— Все ли в порядке?
— Я немного отдохну,— сказала ей Рамона. |