Хотя в ту пору столица резервации представляла собой убогое местечко — «мелкую грязную факторию», по выражению одного приезжего, — девочка еще никогда в жизни не видела поселения крупнее. Проехав еще с милю, фургон подкатил к мрачному каменному зданию о четырех этажах. Это и была католическая миссионерская школа, где Молли оставили на попечение женщин в черно-белых одеяниях. За дверью — Мэтьюз однажды описал вход в другую школу-интернат для осейджей как «громадную черную пасть, как у рыси, только больше и темнее» — змеился лабиринт освещенных керосиновыми лампами коридоров, по которым гуляли сквозняки.
Молли пришлось снять с плеч индейское одеяло и надеть простенькое платье. По-осейджски ей говорить запрещали — она должна была выучить язык белого человека. Еще ей вручили Библию, начинавшуюся с четкого представления о Вселенной: «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы».
Каждый час дня в школе был строго регламентирован. С урока на урок воспитанниц водили строем. Учили игре на фортепьяно, чистописанию, географии и арифметике, умещавшей весь окружающий мир в странных, непривычных символах. Обучение было призвано ассимилировать Молли в общество белых, превратить в образцовую, с точки зрения властей, женщину. И пока в других школах осейджским мальчикам преподавали сельское хозяйство и плотницкое ремесло, ее учили «домоводству»: шить, печь, стирать и вести хозяйство.
«Невозможно переоценить важность скрупулезного обучения индейских девочек, — заявлял американский федеральный чиновник, добавляя: — Много ли проку трудолюбивому мужу, в поте лица зарабатывающему на еду и одежду для семьи, если жена не смыслит в готовке и шитье, не имеет представления о порядке и опрятности, не может внести в дом веселье и счастье, а обращает его в жалкую мерзость запустения и нищеты? … Именно женщины упорнее всего цепляются за языческие обряды и суеверия и передают их далее, внушая своим детям».
Нередко однокашницы Молли пытались бежать, однако стражи закона преследовали их на лошадях, вязали веревками и притаскивали обратно. Молли проводила в школе восемь месяцев в году, по возвращении в Грей-Хорс замечая, что все больше девушек отказываются носить одеяла и мокасины, а юноши предпочитают кожаным штанам брюки и традиционным прическам в виде гребня — широкополые шляпы. Многие ученики начали стесняться родителей, не понимавших английского и продолжавших жить по старым обычаям. Одна из индейских матерей сказала о сыне: «Его уши глухи к нашим словам».
Семья Молли жила на стыке не только двух столетий, но и двух цивилизаций. Особенно тяжкие испытания им пришлось пережить в конце 1890-х годов, когда правительство США до предела усилило нажим кампании ассимиляции, приняв закон о распределении земель. В соответствии с ним в резервации осейджей планировалось выделить участки по 160 акров и передать их в частную собственность, причем каждому члену племени полагался один бесплатный надел, а остальная территория предоставлялась поселенцам. Подобная система уже применялась в резервациях множества других племен и служила разрушению старинного общинного уклада жизни американских индейцев, а передача земель в частное владение, отнюдь не случайно, весьма облегчала их приобретение белыми.
Осейджи видели, что произошло на Черокском клине — обширной полосе прерии у западной границы их владений. После выкупа этой территории у чероки правительство США объявило, что в полдень 16 сентября 1893 года каждый американский поселенец сможет получить один из сорока двух тысяч наделов — если только доберется до места первым! За несколько дней до начала со всех концов страны — от Калифорнии до Нью-Йорка — съехались и столпились вдоль границы десятки тысяч мужчин, женщин и детей: оборванная, грязная, жаждущая людская масса простерлась до горизонта, точно армия солдат, ополчившихся друг на друга. |