Поддавшись неожиданному импульсу, Тэрлейн провел ладонью поперек пламени свечи. Но сделал это быстро и не почувствовал боли. Пламя было не для него! В его собственном прошлом не было никаких страстей. Какие-то потуги на романтические отношения, и не более. Была у него юная Левингстон с желтыми розами на талии, которую он водил на пьесу Уильяма Жилетта в старом театре «Критерион» в Нью-Йорке. После спектакля, когда ее тетя и дядя следовали за ними в другом кебе через весь город до Медисон-авеню на Манхэттене, она почти прижималась к нему, а он говорил, в основном от смущения, о пьесах Генрика Ибсена. Потом была одна чувствительная умница, синий чулок из Бикон-Хилла, престижного района Бостона, на которой он едва не женился. Почему не женился? Да потому, что испугался. Семейная жизнь сулила расставание с мечтами, навеянными книгами, умиротворяющей атмосферой библиотеки, вольнолюбивым духом бара «Русалка». Жена стала бы проявлять интерес к шляпкам, пустой болтовне и, что самое ужасное, испытывать жажду известности, почестей по отношению к своему мужу. Так что, следуя разумной логике, следовало не поддаваться порыву, дабы не перевернуть страницу холостяцкого бытия.

Тэрлейн опустил ладонь на пламя свечи. Свеча погасла, и он смял горячий воск. Теперь только бледный голубоватый лунный свет отпечатывал на полу контуры оконных рам. Фрэнсис, должно быть, роняет скупую мужскую слезу, оплакивая гибель любимой… Тэрлейн подошел к столику у камина, налил себе полстакана виски и выпил залпом.

Он почувствовал себя намного лучше, но понял, что в чем-то разделяет настроение покойного лорда Рейла – в этом замке электричество просто анахронизм. Так что он зажег свечи, которые всегда стояли на каминной полке, и сел, собираясь раздеться. Его халат висел в стенном шкафу. Странно, что здесь стенные шкафы вместо гардеробов. Их, видимо, соорудили в толще стен сравнительно недавно. Он обратил на них внимание еще в комнатах лорда Рейла. Двери из толстенных дубовых панелей превращали каждый из таких встроенных шкафов в маленькую звуконепроницаемую комнату. Может, это и разумно, подумал он, с опаской посмотрев на кровать, потому что паразиты, как правило, кишмя кишат в старинных деревянных гардеробах…

Ночь была прохладной, но не холодной. Помешав угли в камине, Тэрлейн подошел в халате к одному из окон, сел на край широкого каменного подоконника и закурил трубку. Можно запросто схватить радикулит, в его возрасте следовало бы быть осмотрительнее! Ну да ладно. Вид из окна захватил Тэрлейна целиком.

Легкая дымка придавала внутреннему двору призрачный вид. Окна напротив серебрились в лунном свете, доносилось приглушенное журчание водопада. В противоположном конце двора был виден крытый балкон прямо над аркадой первого этажа. Балкон тянулся вдоль комнат лорда и леди Рейл.

Одно из окон светилось.

Тэрлейна сильно клонило в сон. Мышцы спины ныли оттого, что он сидел привалившись к каменному откосу окна, но он не шелохнулся. Где-то ухала сова, в кронах деревьев шелестел ветер. Ни звука в замке, ни огонька, кроме этого одиноко светящегося окна под навесом балкона. Тэрлейн нахмурился! Леди Рейл, должно быть, не спит, это ведь окно ее спальни!

Тэрлейн не отрывал глаз от этого окна. Вот появилась вертикальная полоска света. Должно быть, открылась дверь спальни леди Рейл. Раздался какой-то звук, напоминающий собачий лай. Маленькая тень стремительно промелькнула в нижней части этой полоски света. Потом промелькнула еще одна тень, и лай прекратился. Полоска света исчезла, когда дверь закрылась.

Своенравная собака у леди Рейл, подумал Тэрлейн. Того и гляди, убежит! Леди Рейл приоткрыла дверь – и вот пожалуйста… Чувствуя нарастающую дремоту, он спустился с подоконника, задул свечи и отыскал свою кровать.

А он-то считал, что не сможет заснуть в эту ночь.