— Ку-уда! В угол, в угол, не на стол!

"Освоилась, Фрекен Бок", — хмуро подумал он, — "распоряжается. Небось, всем решила показать, кто теперь обладатель полной власти и твердой руки. Теперь она нам даст жизни!"

Свалив поленья в указанный угол, Даня оглянулся и замер от изумления наподобие соляного столба: в печи, скривившись от жара, шуровала кочергой помидорно-красная… нет, не Лариса, а Зоя, по-разбойничьи повязанная, словно банданой, красно-сине-белым платком. "Это же теткин платок, она его на распродаже в Париже купила!" — проскочило у Данилы в мозгу, — "Варька еще все время хвасталась, что он от Ив Роша и сто баксов стоит". Изумление его возросло при виде соседок, которые молча, слаженно кромсали зелень — вылитые поварята в ресторане, и это вместо того, чтобы наперебой причитать, сидючи в "зале" в обществе пьяненького Павла Петровича. Впрочем, и самого безутешного вдовца, до сей поры просто дневавшего и ночевавшего в столовой по соседству со "шкапчиком" и настойками-наливками, Даня вскоре обнаружил в саду. Павел Петрович был практически трезв и усердно поливал из шланга всякую садово-огородную растительность.

— Дывлюсь я на Зойку! — услышал Данила за своей спиной и чуть не подпрыгнул от неожиданности, — Однако, как девка-то расцвела? А, Дань?

— М-да, "пожар способствовал ей много к украшенью", — кивнул он насмешливо улыбавшемуся Иосифу, возникшему прямо из-под земли, — Я-то сперва, пока дровишки пер, думал: Ларка бузит, удаль показывает. Потом гляжу: батюшки-святы, а это Зоенька, рыбка наша снулая!

— Ты еще с бандитками общался, а она как выйдет на порог, да ка-ак гаркнет! Не помню что, но, словом, "становись"!!! Мы все, будто новобранцы…

— Странная она стала все-таки, ну очень странная, — у Данилы в голове не укладывалось, что "никакая" Зоя смогла так все организовать.

Получается, что она одновременно: вручила рассопливившимся соседкам ножи, а впавшему в запой депрессивному папаше — шланг для полива, отправила слонявшихся без толку мужиков рубить дрова, собственноручно прочистила и растопила печь, с которой всегда имела дело только ее мать. Варвара страшно гордилась этим монстром в углу вполне современной кухни, как и любой старой вещью в доме: "это прабабушкино, это прадедушкино!". А к печке она вообще никого не допускала, зная, что Павел Петрович втайне мечтает демонтировать пожароопасное и практически бесполезное сооружение. Диверсий с мужниной стороны опасалась — не иначе. Но если теперь командование хозяйством перешло в руки младшей из Варвариных дочерей, то что же тогда делает Фрекен Бок, ведь у нее просто мания была всю жизнь — отдавать распоряжения? Где Лариска-то?

Наверное, в первый раз за много лет Данила пошел искать кузину, чтобы посмотреть, что с ней, пообщаться насчет Фрекен-боковского самоощущения. Фрекен Бок он увидел в гостиной в обществе Симочки. У Серафимы было такое лицо, будто ей тоже перепало стулом по затылку, но не насмерть. Осунувшись, она отрешенно и растерянно сидела на диване рядом с Ларисой, а та что-то говорила и говорила, глядя перед собой пустыми глазами зомби. До собственной тетушки Лариске явно дела не было.

Данила остановился за спинкой кресла, размышляя о том, что необходимо быстро, но деликатно увести мать от болтливой Лариски, накапать ей валерьянки и уложить отдохнуть хоть на пару часов. А Фрекен Бок все не умолкала:

— И его всегда травили, а ведь он удивительный, он особенный! Конечно, он устал и ожесточился. Ведь его никто не понимает! А что делать? В его произведениях целый мир, красочный, глубокий — но и сам зритель тогда нужен другой, душевно тонкий, развитый! А какие мерзкие люди работают в бизнесе! Насквозь коммерциализированные, черствые, тьфу! Душевно на-астолько гру-убые! Ведь ни-че-го в искусстве не смыслят.