— Значит, все-таки самоубийство? — Иосиф не знал, что и думать.

— Давай зайдем в ее комнату и посмотрим, нет ли там чего-нибудь любопытного, — предложил Даня, — Там ведь еще не убирались?

— Вроде нет. Руслан дежурил у ложа супруги, Зоя стряпала на всех, ей не до уборки было, Зина порывалась перенести свои вещи к Фрекен Бок, но я мешал всеми силами. Пока комнату не трогали, — Ося решительно двинул к выходу.

— Молодец, не зря я тебя вчера на этот флирт вдохновил! Пошли!

Оказавшись в спальне Лариски, они произвели аккуратный досмотр, не санкционированный никаким учреждением — вот преимущество родственных связей следователя и с обвиняемым, и с жертвой! На тумбочке возле кровати, которую Лариса чудом не свалила, когда ползла к двери, стояли… два стакана. Один был чист и прозрачен, а во втором просматривался слой беловатого налета на дне и едва заметные разводы на стенках. Этот сосуд Ося прихватил с собой, когда они оба, озадаченные, уходили из спальни.

— Как ты думаешь, тот самый транквилизатор растворили в воде, и все это пойло влили в бедную Ларку? — растерянно спросил Иосиф, рассматривая осадок.

— Скорее всего. Остается узнать, кто это сделал: Зинаида, Зоя или Алексис. Или сама Фрекен Бок, наконец! — Данила раздраженно закурил перед раскрытым окном.

— Как же нам это узнать? — допытывался Иосиф, не очень, видимо, представляя, что теперь им, хочешь-не хочешь, а придется "снять показания".

Ося в душе понимал, что на свидетелей в ходе получения информации полагается оказывать моральное давление, но он никогда не умел использовать людей. "Мне надо выбрать, как себя вести с Данькиной родней…" — обреченно думал Иосиф, — "И плюнуть на их несчастные "показания" нельзя, и трясти бедных баб, как груши, лишь бы побольше узнать, тоже не годится. Если даже меня это беспокоит, то каково Даниле? А что делать с истериком Алексисом? Он ведь будет всячески демонстрировать, что обижен, глубоко и незаслуженно? Известно, любимая тактика защиты у посредственностей. Вот будет приятно побеседовать! Врагу не пожелаешь", — Иосиф безнадежно вздохнул. И тут Даня усмехнулся и прищелкнул в воздухе пальцами. Его, по всем признакам, осенила идея.

— Вот что! Ты с Зинаидой поговори насчет вчерашнего: что было в спаленке после сцены в саду, я — с Зоей, на ту же тему, а потом съездим вместе в Москву, разыщем этого термита двуногого, прижмем его к стенке и добудем недостающие сведения.

— У меня тоже насчет невинности и девственной чистоты его намерений ба-альшие сомнения, — согласился Ося с приятелем, понимая, что Даниле тяжелее всего видеть безжалостных убийц в сестре и тетке, и он подсознательно надеется, что виноват окажется именно антипатичный ему Алексис.

Снова пришел вечер, лиловый и теплый. Иосиф вдруг ощутил, что начинает привыкать к жизни в деревне, несмотря на то, что ее даже в шутку нельзя назвать спокойной. Ужасающие события, происходящие под крышей старого дома с регулярностью хронометра, не могли уничтожить очарования летних дней, проведенных на природе. Лежа в постели, Гершанок вновь увидел в полусне красивые Зинины плечи и белозубую улыбку, и сам улыбнулся. За ее силуэтом, ярко освещенным полуденным солнцем, виднелся луг с высокой, чуть поникшей от жары травой, небо синее бирюзы и молодой лесок на самом горизонте. Зинаида подняла руки, закалывая волосы, он шел к ней навстречу и нес два ледяных запотевших бокала, в которых бестолково болтались соломинки и полурастаявшие кубики льда.