Изменить размер шрифта - +
Вряд ли они нам сразу сообщат, что все закончилось, если вообще дадут себе труд связаться с нами. Они немножко обижаются, что мы выполняем за них их работу.

– Ну, это естественно. Думаешь, смягчатся, когда вы преподнесете им готовый результат?

– Да ни в коем случае. Там полно людей, которые считают, что настоящие полицейские не должны тратить время на дела с торговыми марками.

– Не понимаю: воров они не ловят, угонщиков тоже, так пусть радуются, что благодаря вам смогут для разнообразия хоть чем‑то заняться.

Ричарда, похоже, настолько засосало в эту сумасшедшую рок‑н‑ролльную среду, что он полностью потерял связь с реальным миром. Зато он напомнил мне своим вопросом о том, что я сама хотела спросить.

– Слушай, а как сейчас обстоит дело с левым товаром в околомузыкальном мире? Ну, знаешь, майки с логотипами продают порой без ведома правообладателя и прочее?

– Еще как. Ты даже не поверишь, как много таких торговцев. – Тут Ричард ошибался, после своих недавних знакомств я уже ничему не удивлялась и во что угодно поверила бы. – Это просто эпидемия. Многие звезды теряют на этих фальшивках массу денег. Да, ты знаешь, что иногда левые товары продают, не скрываясь, на концертах? Бог знает, как им это удается!

Я насторожилась:

– Ты хочешь сказать, что у производителей есть ход к кому‑то из окружения музыкантов?

– Когда как. Есть два способа. Либо леваки нанимают пару ребят, чтобы стояли у стенда с товарами, а сами держат где‑нибудь фабричку, где все и делают, – это если производители достаточно хорошие. Либо же с ними работает кто‑то из ближайшего окружения певца или музыканта, и вся эта компания прикарманивает и делит между собой прибыль от неучтенного товара, который нигде не проходит по документам. Как именно это делается, я толком не знаю.

– Тогда еще один вопрос. Ты случайно не слышал, чтобы что‑нибудь такое творилось вокруг Джетта?

– Было бы странно, если бы не творилось. Но точно я не знаю. Может, спросишь его самого?

Так я и сделала, – переползла на край кровати, сняла трубку и набрала номер Джетта. Ответила Тамар и позвала своего любимого к телефону.

– Джетт, привет. Один маленький вопрос. Помнишь, ты рассказывал о подозрениях Мойры относительно того, что тебя обжуливают на производстве кассет и вещей с твоей символикой – маек, там, свитеров и так далее. Она не поминала конкретных имен или фактов?

– Да нет. Но я сам видел: в последнем турне действительно продавали какие‑то пиратские товары, я велел Кевину вызвать копов, но те вроде бы так ничего и не нашли. А при чем тут Мойра?

– Может быть, и ни причем, но мне кажется, у нее были какие‑то доказательства того, что один человек из твоего окружения замешан в левой торговле, – осторожно ответила я. В трубке повисло молчание. Я уже подумала, что нас разъединили, как Джетт сказал:

– Она должна была тут же рассказать мне! Она знала, что я этого не потерплю! Ты знаешь, кто этот человек?

– Пока нет.

– Так узнай, и как только выяснишь, скажи мне, слышишь?

– Скажу обязательно, Джетт. Ладно, спокойной ночи.

Джетт отключился, и тут же послышался щелчок, как будто положили вторую трубку. Интересное дело! Наш разговор подслушивали!

Итак, все сходится. Мойра сообщила Мэгги, что видела, как один из домочадцев Джетта говорил с Фредди‑толстяком; Фредди‑толстяк занимался изготовлением маек с символикой Джетта; Кевин вручил Фредди‑толстяку конверт на выходе из банка. Значит, за всем этим стоит Кевин.

Тут я припомнила одну деталь, на которую в свое время не обратила должного внимания.

Когда Кевин в ту страшную ночь вышел к полицейским, он был полностью одет – даже галстук был завязан аккуратным узлом.

Быстрый переход