Он допил, облизнул губы и бросил бутылку в пустой ящик.

Я нехотя допил свою и тоже от нее избавился.

— Я так понимаю, — неожиданно заговорил он, глядя не на меня, а куда-то в другой конец зала, — что вечером вы с Мирой опять куда-то собрались?

Я ответил, что да. Когда Мира закончит работу. Помолчал и добавил:

— Если вы не возражаете, мистер Павлов.

— Не вижу никаких причин для возражения.

— Надеюсь, что так, — сказал я. — Но я имею в виду... я хочу сказать...

— Я тебе вот что скажу, — перебил он меня, но заговорил не сразу, а сначала рыгнул. — Лично я от тебя никакого толка не видел. Никогда, насколько я помню. Думаю, ты и сам это знаешь.

— Знаю. И даже выразить не могу, как я жалею об этом, мистер Павлов.

— Не могу сказать, что не жалею об этом. Относиться к человеку хорошо всегда приятнее, чем относиться плохо. — Он снова рыгнул, пробурчав что-то про газы. — С другой стороны, у меня нет никаких причин относиться к тебе с недоверием. Ничего, на что я мог бы точно указать. Ты всегда был вежливым со мной и относился ко мне по-дружески. Я не слышал, чтобы ты участвовал в каких-нибудь грязных проделках. Кроме этой истории с Ральфом, хотя, честно говоря, вряд ли это можно назвать грязной проделкой. Это пройдет, как прошло у меня, когда я вышел из твоего возраста.

— Я знал, что вы поймете, — начал я. — Мистер Павлов, я...

— Я все сказал, — отрезал он. — У меня нет аргументов против, хотя нет и за. Когда меня не трогают, я тоже не трону. Я умею ладить с людьми, покуда они ладят со мной. Нравятся они мне или нет — дело десятое. Думаю, мы с тобой поняли друг друга. А теперь мне пора заняться своими делами.

Он коротко кивнул мне и направился к своему офису. А я двинулся к выходу.

Пока мы с Питом вели разговоры, пришла Мира. Она окликнула меня из своей будки. Я бросил на нее невидящий взгляд — глаза у меня будто заволокло пеленой. Я видел и слышал ее неясно, как в тумане. Так ничего и не ответив, я вышел на улицу и сел в свою машину.

Закурил сигарету и сделал несколько глубоких затяжек, пытаясь избавиться от мерзкого чувства жалости к себе и вернуться в свое обычное состояние.

Ясно, что Пит терпеть меня не мог, в этом все дело. Тут уж ничего не попишешь. Так сложилось.

Но до чего жаль, черт побери, что сложилось именно так, а не иначе! Ведь если следовать логике, то все должно было сложиться по-другому.

Почему не моих родителей, не моих любезных отца и мать, этих слабоумных кретинов, этих бесхарактерных моллюсков, этих lubricus lusus naturae — почему не их наградил Бог Мирой? Почему именно Питу выпало несчастье жить бок о бок с этой бесцветной, лишенной разума потаскухой? Почему не случилось наоборот? Почему у Пита...

Мира. Всякий раз, как я смотрел на нее, во мне поднималась ярость. Насчет нее у меня тоже были кое-какие планы, пока довольно неопределенные, но, несомненно, малоприятные. Они зародились у меня задолго до того дня, когда, пару месяцев назад, она пришла на прием.

Отца не было — он уехал на вызов. Я бегло просмотрел записи в ее карте.

Она пришла во второй раз. По поводу некоторых менструальных осложнений, из тех, какие можно излечить хорошей дозой слабительного или просто пинком в живот. Но отец, этот мудрый и человеколюбивый эскулап, назначил ей курс гормональных инъекций.

Она сказала, что очень спешит, поэтому я взялся сам приготовить лекарство.

И я его приготовил, я забочусь о постоянных клиентах. Мне и раньше приходилось это делать, пока отец не стал излишне подозрительным. В лекарствах я разбираюсь в сто раз лучше, чем он. И во всем остальном тоже.