Потом я услышал, как на чердаке возятся крысы, и со вздохом поднялся. Стоял, смотрел в окно и думал, что же мне делать.

В конце концов, что я мог сказать Луане? Стоит мне открыть рот — и она закричит, зарыдает, а я так и буду стоять и хлопать глазами, как идиот. Глупо надеяться, что Луана согласится принести извинения. Во-первых, не стану их слушать, а во-вторых, она отлично это понимает. Она понимает и то, что никакого суда не будет. Процесс — дорогое удовольствие, а мои избиратели не станут тратить деньги без особой необходимости. И в этом случае они конечно же не увидят никакой необходимости в судебном процессе. Они могут на нее злиться, могут мечтать вцепиться ей в глотку. Но ни за что не станут тратить на нее общественные деньги. Кроме того, я просто не смогу привести ее в суд.

Она — клиент Коссмейера. И как бы он ни относился к ней лично, но в суде будет стоять за нее насмерть, а он один из лучших в графстве адвокатов. Он усадит меня на скамью для свидетелей и станет передразнивать и издеваться, забрасывая вопросами. Быстрее, чем я сумею обдумывать ответы.

Я снова отпил из бутылки. Потом еще и еще раз. Это придало мне бодрости, и я подумал, — да кто он такой, этот Коссмейер? Что он собой представляет?

Снова сделал глоток и еще один. Рыгнул.

Ничего он собой не представляет. Ровным счетом ничего. Он просто болтун, этот ваш Коссмейер. Не адвокат, а паяц, клоун. Что он сможет предъявить суду, кроме своих штучек?

Вне зала суда, где он вынужден строго придерживаться фактов, он и вовсе ничего собой не представляет. А если правильно выстроить факты, то я и сам сумею выставить его на посмешище. Все графство, весь штат увидят, как Хэнк Уильяме вывел Коссмейера на чистую воду.

Вот черт! Ведь я так и не поговорил с Луаной. Она не станет меня слушать, хотя могла бы и послушать хоть раз. Да Бог с ней! Чего от нее ждать? А чего ждать от Коссмейера? Ему придется побеспокоиться и подготовить факты, иначе придется ему приятно улыбнуться и сказать — извините, должно быть, тут какая-то ошибка. Должно быть, бедная женщина вконец спятила.

Да что вы, я весь вечер провел дома, вместе со своей сестрой. И Лили это подтвердит.

Господь всемогущий! Откуда у меня эти мысли? Никогда в жизни я не смог бы пойти на такое. Никогда в жизни не смог бы никого обидеть.

Но ведь они-то были на это способны. Разве они не обижали меня? Почему они не оставят меня в покое?

Но если я ничего не сделал, что же сказать Лили?

Удастся ли мне снова обмануть ее? Сочинить еще одну правдоподобную историю и убедительно преподнести Лили? Тогда я выиграю время, чтобы найти какой-то выход. А может, и вовсе ничего не делать? Знаете, ничего не делать — тоже своего рода решение.

Но мысль о том, что придется обманывать Лили, пугала меня. Стоило вспомнить, что она вытворяла утром, и у меня пропадало всякое желание ей лгать.

Да это было и ни к чему. Ведь можно было придумать что-нибудь другое, более безопасное.

Господи! Я просто не знал, на что решиться. Я знал, чего хочу и на что способен, но знать и действовать — разные вещи.

В бутылке оставалось не больше трети. Я поднес ее к губам и сделал три больших глотка, перевел дух и сделал три других. Потом закашлялся, оступился и выронил бутылку.

Теперь в ней ничего не осталось. Я вздрогнул и вытаращил глаза. Да так и застыл, как будто аршин проглотил.

Пнул бутылку ногой. Это рассмешило меня, и я с хохотом потряс кулаком в воздухе.

После этого спустился по лестнице, сел в машину и уехал.

Домой я добрался около четверти девятого. Лили встретила меня в прихожей, готовая к действиям, но я ее опередил.

— Одну минутку, — начал я. — Выслушай меня, а потом, если у тебя будут ко мне вопросы, я с удовольствием на них отвечу.