Но вернемся к тому вечеру.

Тогда так ничего и не случилось. Один раз он зашел было на кухню, но сделал шаг-другой и остановился. Потом вернулся в коридор и снова остановился. Наконец, направился к входной двери, отворил ее, перешагнул через порог одной ногой и застыл — уже не дома, но еще не на улице.

— Вернусь-ка я в контору! — крикнул папа. — Ужинать не буду. На праздник я тоже не пойду, так что вам с матерью повезло.

— Папа! — позвала я. — Подожди!

Но дверь захлопнулась, и он меня не услышал. А когда я выбежала на улицу, он был уже в конце квартала.

Больше он никогда не надевал этот костюм. А когда я как-то встретила в хомбурге дурачка Гэнндера, то поняла, что папа отдал ему все эти вещи, а тот их пропил.

Так вот, в тот раз мама действительно постаралась мне помочь, поэтому было бы нечестно говорить, что она этого никогда не делала. Кроме того, я понимала, что с моей стороны было нехорошо снова требовать от нее помощи. У нее могли быть неприятности с папой, потому что он заставил бы ее во всем признаться. Это от меня он ничего не сумел бы добиться, но она уже старая, в последний день рождения ей исполнилось сорок шесть, и ей не под силу с ним справиться.

И потом, из ее попытки могло ничего не выйти. Конечно, она могла пойти туда, к этому человеку. Но она так боялась, была настолько уверена, что ничего не получится, что и в самом деле могло не получиться. И не только не помогла бы мне, но и сама оказалась бы в неприятном положении.

Между тем я уложила волосы и вернулась в свою комнату. Надела платье, спустилась в кухню и извинилась перед мамой за свои слова.

Она ничего не ответила, только лицо у нее было сердитое и грустное. Тогда я обняла ее, поцеловала и стала к ней ласкаться. Она смутилась, покраснела, но видно было, что мне удалось ее смягчить.

— Да ладно уж, — сказала она. — Я знаю, что ты была не в себе, и не сержусь на тебя. Я сделаю все, как мы договорились.

Я стала возражать:

— Не надо, мам. Я не хочу, честно. К тому же ты сама уверена, что это ничего не даст, зачем рисковать понапрасну?

— Я и правда так думаю. Этот человек не даст мне денег. Лучше... — Она замолчала, давая мне возможность вмешаться. — Понимаешь, все же лучше не рассчитывать на это.

Я засмеялась:

— На что же мне рассчитывать? Что я могу сделать? Ограбить банк?

Конечно, в тот момент я еще не имела в виду ничего определенного, эта мысль пришла мне в голову позже, когда я вернулась в свою комнату. Даже смешно, как это я раньше не додумалась, я имею в виду — учитывая мои обстоятельства. Так-то, конечно, в этом нет ничего странного. Просто до того момента у меня еще оставались какие-то надежды.

— Давай больше не будем об этом, мама, — сказала я. — Не ходи никуда, по крайней мере, не сегодня. Если в ближайшие дни ничего не изменится, тогда видно будет.

— Но лучше всего именно сегодня! Иначе это вообще бесполезно.

— Почему? Если уж можно было столько лет откладывать, то почему нельзя отложить еще на несколько дней?

— Потому что нельзя. Потому что телефон у этого человека...

Она остановилась на полуслове и, отвернувшись к плите, принялась что-то на ней помешивать.

— Господи, девочка! Я так с тобой заболталась, что чуть было дом не подожгла!

— Ты хотела сказать что-то насчет телефона?

— Ничего особенного. Не помню. Господи, что за ужасный день! Болтаю сама не знаю что!

Я засмеялась и сказала, что уже успокоилась и не хочу, чтобы она ходила к тому человеку.