— Я хочу сказать, — улыбнулась она, — что твой отец стареет и становится сентиментальным, когда речь заходит о семейных узах. Такое случается, как тебе известно.
— Бывает, — медленно согласился Дэвид.
— Он старик и чувствует себя одиноким.
Дэвид бросил на нее быстрый взгляд.
— Ты хочешь, чтобы я поехал, верно, Хильда?
— Нехорошо не отозваться на его просьбу. Может быть, я покажусь старомодной, но я не понимаю, почему бы мирно, по-доброму не провести рождественские праздники.
— После всего, что я тебе рассказал?
— Я знаю, мой дорогой, знаю. Но все это уже в далеком прошлом. Все давным-давно кончено.
— Только не для меня.
— Потому что ты не хочешь об этом забыть. Ты умышленно снова и снова копаешься в прошлом.
— Я не способен забыть.
— Не неспособен, а не хочешь, не так ли, Дэвид?
Он сжал губы.
— Такие уж мы — семья Ли. Ничего не забываем.
— Ну и чем тут гордиться? — чуть раздраженно спросила Хильда. — По-моему, нечем.
Он задумчиво смотрел на нее, заставляя себя сдержаться.
— Ты не придаешь большого значения памяти? — спросил он.
— Я верю в настоящее, а не в прошлое, — ответила Хильда. — Прошлое должно уйти. Если стараться оживить прошлое, то в конце концов оно предстает в искаженном виде.
— Я отчетливо помню каждое слово и каждое событие тех дней, — рассердился Дэвид.
— Все так, дорогой, только зачем это? Это неестественно. Ты судишь о тех событиях с позиции мальчика, каким ты был тогда, вместо того чтобы, вспоминая о них, быть снисходительным, как и подобает взрослому мужчине.
— Какая разница? — допытывался Дэвид.
Хильда ответила не сразу. Она понимала, что продолжать этот разговор не стоит, но ей очень хотелось высказаться.
— По-моему, — начала она, — ты делаешь своего отца олицетворением зла. А вполне вероятно, что, если бы тебе представилась возможность увидеть его сейчас, ты бы убедился, что он самый обычный человек, все страсти которого давным-давно улеглись, и, хотя жизнь его была далеко не безупречной, тем не менее он всего лишь человек, а не чудовище!
— Ты не понимаешь! Его отношение к моей матери…
— Порой слабость или покорность, — убеждала его Хильда, — вызывают в живущем рядом самые дурные из присущих ему качеств, и, наоборот, тот же человек, когда ему противостоят сила духа и решительность, может оказаться совсем иным.
— Другими словами, ты хочешь сказать, что это ее вина…
— Нет, ничего подобного я не хочу сказать, — перебила его Хильда. — Я не сомневаюсь, что твой отец и в самом деле очень плохо относился к твоей матери, но брак — вещь непростая, и я далеко не уверена, что посторонний человек, даже сын имеет право судить об этом. Кроме того, вся твоя неприязнь к отцу уже не поможет матери. Все прошло, тех дней не вернуть. Остался только больной старик, который зовет своего сына приехать на Рождество.
— И ты хочешь, чтобы я поехал?
Хильда помолчала.
— Да, — собравшись с духом, ответила она. — Да. Я хочу, чтобы ты поехал и раз и навсегда позабыл старые обиды.
5
Джордж Ли, член парламента от Вестерингхэма, дородный джентльмен сорока одного года с тяжелым подбородком и светло-голубыми, чуть выпуклыми глазами, подозрительно смотревшими на мир, говорил педантично и размеренно. |