— И какую же сумму он получил в кассе? — спросил Иванов.

Кассир заколебался, взглянул на управляющего. Тот едва заметно кивнул, давая «добро» на разглашение конфиденциальной информации. Тогда кассир тихо произнес:

— Две тысячи сто рублей. Двадцать один кредитный билет сторублёвого достоинства.

— Номера билетов, часом, нигде не сохранились? Может, пачка была новой?

— Нет. Билеты новыми не были, поступили из оборота. Номера нигде зафиксированы. Впрочем… кроме одного, кажется… — кассир задумался на несколько секунд. — Именно так! Я отсчитал двадцать билетов из ранее вскрытой пачки, и на этом она закончилась. Тогда я последний билет доложил из другой пачки, которую тут же вскрыл. Так вот эта вторая пачка состояла как раз из новых билетов.

— Их номера были зафиксированы? — уточнил Иванов.

— Да, по существующим правилам мы регистрируем номера банковских билетов, впервые попадающих в оборот.

— Вы можете назвать нам номер этого самого последнего билета?

— Разумеется. Только для этого я должен свериться со своими документами. Если вы подождёте несколько минут, я схожу в кассу и сообщу вам потребные сведения.

— Пожалуйста, сходите, мы подождём…

И действительно, через несколько минут кассир продиктовал сыскным агентам номер сторублёвого казначейского билета, полученного Кузнецовым в банке в день убийства. Гаевский записал его в свой блокнот.

— Куда же Кузьма Фёдорович спрятал деньги? — продолжил выспрашивать кассира Агафон Иванов. Вопрос был резонным: клиент не мог покинуть кассовое помещение с пачкой банкнот в руках, он должен был спрятать деньги сразу по их получении.

— На моих глазах он положил деньги в конверт, такой… серый, без рисунка и без марок… перегнул пакет вот так, — Владилен Павлович показал, как именно был согнут конверт, — заложил его в бумажник, а бумажник в свою очередь убрал во внутренний карман пиджака. Левый… — подумав, добавил кассир.

— А как выглядел его пиджак, не помните? — сам не зная для чего, спросил Гаевский.

— Серый, вроде бы клетка какая-то на нём, под ним жилетка довольно светлая, цвета «старая слоновая кость», я бы так сказал…

— Или «кофе с молоком»?

— Да, можно и так сказать, — согласился кассир. — А через руку у него было перекинуто пальто.

— Скажите, а он в банк приехал один, или его кто-то сопровождал? — теперь Гаевский обращался к заведующему отделом. — Может, дама? Может, мужчина?

— Насколько я помню, он был один, — уверенно ответил Сергей Антонович. — Банк всё-таки не музей, если приходит пара, то, как правило, для того, чтобы один оформил доверенность на другого. В данном случае ничего подобного не происходило.

— А не говорил ли он о своих планах на предстоящий вечер?

— Нет-нет, ничего такого. В хорошем расположении духа был — это да. Когда уходил, даже напевал себе под нос: «Сердце краса-а-виц склонно к изме-е-не…», — повторил клерк.

Больше сыщики ничего добиться не смогли. Но результат и без того был убедителен.

Сыскные агенты вышли из здания банка и на минуту задержались под козырьком у подъезда. Над городом нависали плотные мрачные облака, дело явно шло к серьёзному дождю. Деревья в Екатерининском садике качались на ветру и тревожно шелестели кронами. Стало очень неуютно, пасмурно и холодно. Прохожие, запахивая поплотнее свои пальто, спешили поскорее убраться с улицы.