— Ну, полноте, Анна Григорьевна, полноте. Надеюсь, до этого не дойдет. Сразу хочу пояснить, что я не являюсь посредником в передаче любого вида взяток полицейским или прокурорским чинам. И не являюсь ходатаем-просителем по делам людей, обращающихся ко мне. Всё, что я могу сделать — это попробовать доказать невиновность Константина Чижевского. Слышите, именно это! Я не могу расследовать дело и искать убийцу, отечественное право не позволяет заниматься этим частному лицу. И вы формально не можете меня об этом просить, слышите? Формально наше сотрудничество сводится к тому, что я попытаюсь найти сведения, способные доказать невиновность Чижевского. Если вы попадёте в полицию, то именно такими словами вам надлежит объяснять там факт своего обращения ко мне. Это понятно?
— Понятно.
— Далее. Сутки моей работы вам будут стоить двадцать пять рублей серебром. Если будут какие-то сопутствующие моим розыскам расходы, вам придётся их оплатить отдельно, разумеется, после того, как я дам вам полный отчёт. Не бойтесь, я вас не разорю. Если бы я разорял людей, ко мне бы никто не обращался. Мои труды не займут более двух-трёх-четырёх дней. За это время станет ясно, можно ли что-то сделать для Константина. Либо я вам представлю очевидный и успешный результат своей работы, либо откажусь от сотрудничества с вами, ввиду невозможности помочь. В любом случае, ваши расходы не превысят ста — ста пятидесяти рублей серебром. Это вам понятно?
— Да-да, очень хорошо, я сейчас отсчитаю деньги, — деловой тон Шумилова, видимо, чрезвычайно благотворно подействовал на женщину, и она полезла в сумочку.
— Подождите вы с деньгами, — остановил её Шумилов. — Выслушайте меня до конца. Разумеется, вы никому не можете говорить о том, что обратились ко мне — сие в ваших же интересах. Наша связь будет осуществляться следующим образом, — Шумилов запустил руку во внутренний карман и извлёк портмоне, в одном из отделений которого лежала стопа разнокалиберных визитных карточек; выбрав нужную, он подал её Проскуриной, — это визитная карточка владелицы модного салона и ателье, в котором вы, якобы, шьёте одежду. Если вы получите письмо в конверте с эмблемой этого ателье, то для вас это будет сигналом того, что на следующий день я буду ждать вас у памятника Екатерине Великой на Александринской площади в половине двенадцатого дня. Это, конечно, крайний случай, но его следует предусмотреть.
— А что будет написано в письме? — с сомнением спросила Проскурина.
— Письмо будет написано женской рукой. Его содержание будет самым невинным, ну скажем, вас пригласят на примерку. Поверьте, письмо это никоим образом вас не скомпрометирует.
— «Агнета Рейнтхофен, модные венские аксессуары на берегах Северной Пальмиры», — прочитала визитку женщина, — «Салон и ателье на Большой Пушкарской». А если последует обращение к этой самой Агнете?
— Не беспокойтесь, Агнета подтвердит вашу легенду, — Шумилов хотел было добавить, что шустрая милая венгерка уже несколько лет является его интимной подругой, но в последнюю секунду воздержался от лишней болтовни. — Если кто-то начнёт расспрашивать Агнету о вас, она подтвердит, что вы клиент её салона. Вы всё поняли? Повторите.
— Получив письмо в конверте салона madam Рейнтхофен, я на следующий день отправляюсь к памятнику Екатерине Второй. К половине двенадцатого дня.
— Прекрасно. Идём далее. Мне, возможно, потребуется ваша помощь. Вы сможете побыть в городе несколько дней?
— Да, я скажусь больной. Это не вызовет подозрений.
— Тогда поступим так: завтра ровно в 23.00 я буду вас ждать на углу Невского и Надеждинской. |