Так наши мастер-ключи все номера открывают. Это на случай пожара так сделано, гостиница-то огромная и чтобы не получилось так, что ключ от всех дверей у одного только коридорного. Ведь по закону подлости, в момент пожара коридорного на месте-то и не окажется. Так что я перед сменой зашёл на этаж, улучил минутку, когда отошёл Полозов, спокойно вошёл в третий и снял заднюю стенку шкафа. Там делов-то на полминуты от силы. Её я спрятал под кровать и спокойно вышел из номера. И не смотри ты на меня так, Лёха, — оборотился Хлопов к Полозову, — Ещё раз ударишь меня, цветочный горшок на голову одену! Нечего тут овечку из себя корчить! Ты тоже… пользуешься, когда занадобится!
Шумилов увидел, как шея и лицо Полозова начали багроветь, он налился злобой и гневно выпалил:
— Только я тебя, шельма, никогда не «подставлял», и мои клиенты никого не убивали! Паскуда ты, Хлопов, паскуда, всё молчком, всё втихаря! Одно слово — гнида.
— Потом будете собачиться, господа коридорные, и цветочные горшки о головы бить, — вмешался в готовую взорваться дракой перепалку Шумилов. — Итак, что же было дальше?
— А дальше… Да ничего особенного. Когда я их запустил, подал Соньке сигнал, что, дескать, они на месте, и она может начинать свою «арию», — коридорный самодовольно хихикнул.
— Что за сигнал?
— Дал в буфетную заявку на шоколад для третьего номера. Через пару минут официант его принёс. Так Сонька поняла, что можно начинать действовать. Кстати, заодно и вино для этой парочки из второго номера тоже заказал.
— Ясно. Дальше.
— А дальше… что ж, примерно через час Сонька ушла.
— Как это? А что же её кавалер? Уже был убит?! — напористо, с вызовом спросил Шумилов, и взгляд его сделался жёстким.
Хлопов, моментально почувствовав эту перемену, заговорил быстро и примирительно:
— Да нет же, что вы! Просто спал. Я зашёл посмотреть. Думаете, я бы её просто так выпустил? У нас правило — завсегда проверять, если клиенты порознь уходят. Мало ли что… Сонька хоть и знакомая мне, но не кума и не невеста. Ну вот, я зашёл и вижу — он спит, носом свистит, меня не слышит, дышит ровно. Чего же более?
— Спит, говоришь, да? Что же это он так разоспался? — в голосе Алексея слышался нескрываемый сарказм. — Сдается мне, вы за врождённо-убогого меня тут держишь. Подумать только, до чего туп оказался этот убитый: выложил кучу денег за номер, за угощение, заплатил девице и захрапел как боров буквально через час. И девицу-то отпустил. Вот дурень-то! Как я посмотрю, Хлопов, не получается у нас с тобой доверительной беседы, — Шумилов сделал вид, что собирается прервать разговор. — Так пеняй ж на себя, полиция сумеет тебя разговорить: сыскной агент навернёт в ухо раз, навернёт другой, посадит в карцер «холодный» или «горячий» на пару суток, так слова-то и польются. На допрос будешь сами проситься, Хлопов…
— Васька, падла, не темни! — взвился Полозов. — Через твое паскудство все на каторгу загремим!
— Да я что же, я же рассказываю, — поспешил заверить Хлопов. — Ваша правда, господин юрист, он уснул от снотворного.
— Сонька подсыпала? — догадался Шумилов. — В вино?
— Если честно, то… помог я ей. Понимаете, она пожаловалась мне, дескать, боюсь, как бы мне не досталось на орехи, когда эти двое начнут отношения выяснять. Между нами говоря, я её понимаю: этак и затрещину схлопотать недолго, и подсвечником по голове. А как она с битой рожей зарабатывать будет? Вот я ей и предложил насыпать снотворного в вино. |