Еле сумел спасти газету. Ведь такие материалы нельзя публиковать до решения суда…

Редактор еще немного помолчал.

— Самое главное, что и мне, и даже ей самой было понятно, что в статье нет ни слова правды. Вы, наверное, думаете, что нам это совершенно все равно — журналисты, пираньи, акулы пера, бросаемся на кровь… Так вот ей — действительно все равно, а я, когда увидел того человека, почувствовал что-то такое…

Ведь на самом деле она жизнь человеку сломала! Короче, она этой статьей сделала себе имя и тут же перешла в другую газету, гораздо крупнее. Ее взяли в «Балтийские ведомости»…

Перешла со скандалом… Так что очень вам советую — уезжайте. На Мадагаскар, в Бразилию, в Эфиопию, хоть в Антарктиду — только подальше от нее.

— Спасибо, Борис Михайлович, — Надежда решительно поднялась, — вы мне очень, очень помогли! Я подозревала что-то в этом духе, но вы окончательно открыли мне глаза!

Выходя из редакционного офиса, она невольно покосилась на пригорюнившегося охранника.

Синяк у него под глазом начал медленно лиловеть.

Тут Надежда с ходу вступила в глубокую лужу. Холодная вода ее несколько отрезвила, и она заметила, что давно идет дождь и что встречные прохожие как-то странно смотрят на нее из-под зонтов.

Надежда применила свой испытанный прием, то есть взглянула на себя со стороны чужими глазами. Чтобы произвести серьезное впечатление на редактора газеты. Надежда оделась сегодня с утра в темно-синий брючный костюм.

Костюм этот был сугубо деловой, и Алка злопыхала, что в нем Надежда напоминает ей депутата горсовета.

И вот Надежда увидела, как приличная женщина средних, скажем так, лет, шагает прямо по лужам, без зонтика, размахивает руками и шевелит губами, рассказывая, надо думать, самой себе что-то очень-очень интересное. Ужасное зрелище! И костюма жалко.

Она завернула в первое попавшееся кафе и села за столик. Пока принесли кофе, успела успокоиться и заставила себя рассуждать здраво.

Если бы не статья, директор школы сумел бы, что называется, отбиться. В самом деле, они с девчонкой были в кабинете один на один. То есть перед следствием получалось ее слово против его. Конечно, существовала возможность того, что другие девчонки, поддавшись на провокацию, тоже начнут наговаривать на директора. Был такой старый французский фильм, вспомнила Надежда, там девочка была влюблена в красавца-учителя, и он слишком сурово ей выговаривал за это. Тогда она решила отомстить, и выдумала, что он к ней приставал. Точно так же выскочила из кабинета, разорвав платье, и пожаловалась матери.

Родители девочки тоже оказались богатыми и влиятельными людьми, они нажали на все педали, и учителя посадили даже до суда, потому что две другие девчонки вдруг тоже сделали заявление о том, что учитель к ним приставал.

На суде выяснилось, что одна из них покрывала своего парня, а вторая просто решила прославиться за компанию с остальными.

В случае же с Сергеем Ивановичем, соображала Надежда, не спеша прихлебывая кофе, коллектив учителей стоял бы насмерть, то есть на следствии никто не сказал про него ни одного худого слова. Да и ученики, судя по всему, не стали бы наговаривать. Дети всегда чувствуют, как к ним относятся. И если Алка говорит, что директор школы был приличный, спокойный и деловой мужчина, то вряд ли дети захотели бы его хором топить. Тем более, по словам завуча Ларисы Павловны, девчонка, что его обвинила, была вовсе не ангел. То есть порядочная стерва, стало быть, подружки не стали бы ей помогать. Ведь не побоялась же одна девочка ее крутого папаши и рассказала на следствии, как девчонка сама ей призналась, что наврала.