Изменить размер шрифта - +
Майор громко рассуждал о своих правах британского подданного. Леди Брейсли возмущалась и перечисляла высокопоставленных лиц, к которым имеет непосредственный доступ. Бормотаньем и уговорами племянник с трудом ее утихомирил. Она поплакала, искусно промокая слезы уголком носового платка.

На здравый смысл майора подействовало сообщение, что дополнительные расходы будут оплачены. На лице его теперь изображалось угрюмое настороженное примирение с действительностью.

Реакция Гранта, Софи и Ван дер Вегелей была умеренной.

— Что можно сделать против судьбы? — неопределенно и риторически спросила баронесса.

Ее муж, на более реальном уровне, сказал, что, хотя это неудобно, им все равно необходимо оставаться на месте происшествия, если этого требуют обстоятельства.

Грант нетерпеливо заметил, что он и так собирался побыть в Риме, а Софи сказала, что у нее еще четыре недели отпуска. И хотя у нее были некоторые неопределенные планы, она вполне готова отложить свою поездку в Перуджу и Флоренцию.

Они разошлись в половине второго. Все, за исключением Гранта и Софи, воспользовались большим автомобилем, который им предоставил Вальдарно. Аллейн кратко переговорил с квестором и с подобающими извинениями отклонил предложение пообедать вместе, сказав, что ему нужно подготовить отчет.

Когда он наконец вышел из здания, он обнаружил, что его ждут Грант и Софи.

— Мне нужно с вами поговорить, — сказал Грант.

— Ради Бога. Вы не пообедаете со мной? — Аллейн поклонился Софи. — Вы оба. Прошу вас.

— Только не я, — сказала Софи. — Я тут ни при чем.

— Ничего подобного, — возразил Грант.

— Так или иначе, обед у меня уже занят. Поэтому благодарю вас, мистер Аллейн, но мне надо идти.

И прежде чем они могли удержать ее, она ринулась на мостовую и остановила такси.

— Решительная особа, — заметил Аллейн.

— О да.

— Вот еще такси. Поехали?

Они отправились в гостиницу Аллейна, который все время за столом спрашивал себя: как привыкший к званым обедам Грант относится к его угощению.

Аллейн был умелый хозяин. Заказывая, он не суетился, а покончив с заказом, начал разговор о трудностях привыкания к Риму и чрезмерном обилии достопримечательностей. Он спросил Гранта, много ли ему пришлось проделать подготовительной работы к «Саймону в Лациуме».

— Конечно, с моей стороны это дерзость, — говорил Аллейн, — но мне всегда казалось, что романист, избирающий местом действия другую страну, в чем-то уподобляется следователю. Я не хочу сказать, что в моем деле всегда необходимо «откапывать» информацию, усваивать всевозможные детали — технические, профессиональные, касающиеся местных обычаев и чего угодно — всего, что выходит за рамки собственного опыта. Это чистая зубрежка.

— С «Саймоном в Лациуме» именно так и было.

— Должно быть, вам пришлось изрядно пожить в Риме.

— Два месяца, — кратко ответил Грант. Он отложил нож и вилку. — На самом деле именно об этом я и хотел поговорить с вами.

— Неужели? Чудно. Прямо сейчас?

Грант на минуту задумался.

— Это дурной комплимент великолепному обеду, но, с вашего позволения, именно сейчас.

И он рассказал Аллейну, как Себастиан Мейлер нашел его рукопись и какие это имело последствия.

— Кажется, теперь я вижу, как он состряпал все дело. Когда он нашел рукопись, его посетила идея. Он отпер замок моего кейса и прочел роман. Затем он три дня сочинял своего «Анджело в августе». Он не сделал его вызывающе похожим на моего «Саймона».

Быстрый переход