«Должна вас видеть, — гласила записка. — Ужасно срочно. Отчаянно. Пожалуйста, пожалуйста, зайдите в мой номер, как только сможете. Если увидите К., ничего ему не говорите. С. Б.».

«Это будет конец света, — сказал себе Аллейн. — Запугивать липового майора — пасторальная симфония по сравнению с музыкой, которую выдаст леди Б.».

Он разорвал записку и направился к ней.

Как и следовало ожидать, она в золотом парчовом брючном костюме возлежала на шезлонге. Горничная с резкими чертами лица впустила его и удалилась — надо думать, в спальню.

Леди Брейсли коснулась ногами пола и протянула навстречу гостю обе руки.

— О Господи! — сказала она. — Вы пришли. Благодарю, благодарю, благодарю вас.

— Не за что, — сказал Аллейн и поглядел на дверь спальни.

— Все в порядке. Она швейцарка. Не знает ни слова по-английски.

— В чем дело, леди Брейсли? Зачем вы хотели меня видеть?

— Строжайше между нами. Строжайше. Если Кеннет узнает, что я рассказала вам, не знаю, что он мне скажет. Но я просто не могу этого вынести. Это меня убивает. Он не войдет. Он знает, что я всегда отдыхаю до шести, и прежде, чем заглянуть, он всегда звонит. Мы в безопасности.

— Может быть, вы объясните…

— Конечно. Я просто нервничаю и убиваюсь. Не знаю, что вы мне скажете.

— Я тоже, — легко вставил Аллейн. — Пока не услышу от вас.

— Все о нем. О Кеннете. И обо мне. Это… Он был такой непослушный и глупый, представить себе не могу, что это на него нашло. А теперь — если бы вы знали, в какую трясину он нас завел!

— Что он сделал?

— Я не все поняла. Ну, сначала, в Перудже, он вел себя очень плохо. Он связался с дурной компанией и, кажется, растранжирил все деньги и — о, я точно не знаю — продал что-то, за что не уплатил. А этот мерзкий убийца Мейлер вытащил его из беды. Или сказал, что вытащил. А потом — когда мы были в этой ужасной церкви — Мейлер заговорил об этом и сказал, что полиция — полиция — собирается поднять шум и, если он не умаслит ее, все выйдет на свет и Кеннета — представьте себе! — посадят. Он желал получить 500 фунтов. С меня требовалось выписать чек на предъявителя, а он — как он сказал? — уладит дело, так что мы сможем забыть об этом.

— И вы дали ему чек?

— Не тогда и не там. Он сказал, что задержит полицию на два дня и зайдет за чеком сегодня в полдень. Затем, конечно, его исчезновение и весь этот ужас с убийством. И затем Джованни — знаете его? — довольно милый, или так мне показалось. Джованни сказал, что он все знает и все устроит, только теперь это будет дороже. Он зашел сегодня после обеда и сказал, что положение труднее, чем говорил Мейлер, и что ему нужно 800 фунтов в лирах, или даже проще, если я ему дам что-то из ювелирных изделий. У меня есть довольно известная диадема, которую мне подарил мой второй муж, только она сейчас хранится в банке. И довольно много колец. Кажется, он все знает о моих драгоценностях.

— Вы что-нибудь ему дали?

— Да. Дала. Я дала ему мою алмазную с изумрудами брошь в виде солнца. Она застрахована, кажется, на 900 фунтов. Я не слишком ее любила. Но все же…

— Леди Брейсли, зачем вы это мне рассказываете?

— Потому что я боюсь, — сказала она. — Очень боюсь. Это выше моих сил. Кеннет ведет себя так странно, и ясно, что он ввязался в ужасную кашу. И хотя я его обожаю, я не думаю, что меня тоже надо впутывать в эти дела.