Она давала жильцам пробовать настоящий хороший мед из трехлитровой банки, специально приобретенный для сбора незаконной дани. Но кто-то из бдительных жильцов позвонил, и бабу Маню задержали. МУР не стал бы заниматься такой мелочью, но за последний месяц в Москве какая-то женщина, схожая по приметам с бабой Маней, «налепила» случаев семь «формазона», выдавая медную бижутерию за золотые изделия. И поскольку именно за такие преступления баба Маня и «тянула» раньше свои сроки, её перевели на несколько суток в МУР, чтобы проверить, не она ли взялась за старые дела.

«И находятся же ещё глупцы, покупающие медь за золото! Уж сколько пишут в газетах о мошенниках, а все равно простаки на удочку попадаются», — подумал Кондратов, входя в комнату, где его уже ждала баба Маня. Так эту женщину называли в течение долгих лет, и лишь в милицейских протоколах она значилась как Серегина Мария Федоровна.

— А, Кондратов! Давно не виделись. Лет пять, наверное. А ты слегка постарел. Вот и седина на висках и волос вроде поменьше стало.

— Ну-ну, баба Маня, осади назад слегка. Давно ли сама в зеркальце гляделась? — в тон женщине спросил Кондратов.

— Тут ты, Кондратов, в точку попал. На свою образину мне уже давно смотреть противно. В моем доме и зеркалов-то нет. Но моя жизнь уже в прошлом, а ты ещё кобель знатный, небось молодым жеребчиком по чужим конюшням скачешь.

— Тебе Маня отчет в письменном виде написать или так поверишь?

— А ты лучше в картинках нарисуй. В цветных, — засмеялась женщина, прикрывая рукой беззубый рот.

— Так, значит, ты теперь только картинками интересуешься?

— Обижаешь, Кондратов. Я хоть и без зубов, а кое в чем молодухам не уступлю.

Кондратов понял, что промахнулся: женщина в любом возрасте женщина и обижается, когда её со счетов сбрасывают. И, чтобы загладить неловкость, заметил:

— Это я так, чтобы тебя подзадорить. Знаю, женщина ты горячая и ни одного стоящего мужика не пропустишь без отчета.

— Ну это ты хватил через край, Кондратов. Но сам знаешь, некрасивых баб не бывает, водки бывает мало. А я живу весело, что ни день, то праздник. Мужички частенько заглядывают водочки выпить. Ну и начинает их тянуть на подвиги. А я тут как тут. Но ты не думай, все довольные остаются, утром даже на похмелку денег не жалеют.

— Рад за тебя, Маня. Но мы ведь встретились не нашу с тобой личную жизнь обсуждать. Ведь так?

— Так-то оно так, да не за так. Сам знаешь, Кондратов, жизнь нынче пошла развеселая, да овес сильно подорожал. За «просто так» ничего не бывает.

— Ну, так чего ты хочешь?

— Да, в сущности, пустячок, ребята ваши меня заволокли сюда за какие-то пустяшные «фармазоны», но я к ним никакого отношения не имею. Медом в природе не существующим, каюсь, торговала. Но больше ничего за мной нет. Так пусть не арестовывают, а отпустят до суда, взяв подписку о невыезде. Куда я, старая, денусь.

— Маня, сама знаешь, от меня это не зависит. Если ты не сбывала медь вместо золота, то похадатайствую. У тебя следователь кто?

— Пименов — строгий мужчина.