— Я не специалист в графологии, но эта прямая, перечеркивающая завитушки, указывает, как я полагаю, на почти патологическую замкнутость в себе. Любопытно, не правда ли, когда встречаешься с непроницаемостью некоторых людей… — провожая их до двери, пробормотал священник, как бы обращаясь к самому себе.

— А может, это один из способов самозащиты, — поправил его Фушеру, переступая через порог.

Как только они подошли к своей машине, оставленной на рыночной площади, стал подавать сигналы внутренний телефон, который напрямую связывал их с парижским бюро.

— Это Лео Кранзак, — доложила шефу Лейла. — Биша отказывается передать медицинскую карту Брюссо!

Комиссар Фушеру удивленно приподнял брови и обреченно вздохнул:

— Что ж, придется подключить Возеля.

По его тону Лейла догадалась, насколько он взволнован, раз так реагирует на ситуацию, которая обычно приводила его в ярость. Решительно, отцовство влияет на него.

— Возвращаемся в Туро? — не проявляя своих чувств, спросила она.

— Поехали. Мне нужно подумать… — лаконично закончил он.

Он даже не заметил, что, будучи раздраженной, она грубо обращалась с коробкой передач и не снижала скорости на крутых виражах.

Глава 19

Воскресенье, 15-е

На следующее утро Алиса Бонне проснулась очень рано. Жила она в служебном помещении учительниц коммунальной школы, которое мэр Ода Бельом распорядилась предоставить для приезжих артистов.

Молодая женщина толчком раздвинула ставни, словно давая выход глухой тоске, не дававшей ей уснуть до поздней ночи. Она тщетно пыталась с помощью глубоких вдохов обрести спокойствие. Но свежий воздух, врывавшийся в легкие, лишь усилил неясную тревогу. Алиса узнала знакомые симптомы мандража. Тем не менее она уже не в первый раз выступала в спектакле «Ребенок и колдовские чары». Она налила в стакан апельсиновый сок, который в это утро показался ей странно горьким.

— Нечего мучить себя, — пробормотала она. — Лучше уж сделать пробежку за город. Убежать.

Она быстро переоделась, надела штормовку с капюшоном, нашла в передней резиновые сапожки.

Ее путь лежал через поля в направлении Мутье. Она почти бежала, иногда оступаясь в выбоинах, прикрытых травой и водой, инстинктивно двигаясь на восток, навстречу зарождающемуся дню. Достигнув Луэна, она проследовала вдоль речки до пруда, на гладкой поверхности которого уже резвились первые солнечные лучи. За несколько минут достигнув берега, она встала как вкопанная: порыв ее иссяк. Солнце расталкивало облака, застилавшие горизонт, и наконец свету удалось пробиться между двух туч, которые неожиданно окрасились в красный цвет. Вдруг перед ней открылось два вспаханных поля: одно — земное, другое — его зеркальное отражение на облачном слое; восходящее солнце словно засевало их лучами. Зачарованная оптической иллюзией, Алиса, ухватившись за колья изгороди, не отрывала глаз от прочерченных солнечных борозд. Верхушки облаков накалялись докрасна. А озеро так верно отражало воображаемые комья земли вверху, что, казалось, сама земля проплывала по его поверхности. Вскоре оно стало напоминать слиток металла, раскаленный в кузнечном горне.

У Алисы закружилась голова от ощущения одиночества, потерянности в огненном месиве, от слияния с космосом, где странным образом соединились вода и огонь. Ее душа будто возвращалась издалека, уже очищенной. Алиса вышла из этого сеанса гипноза освобожденной от тоски, страха, тревоги и медленно пошла в город, размышляя о своей судьбе. Теперь ей нужно было сосредоточиться на одном: сыграть в спектакле как можно лучше. Когда она входила во двор школы, ей встретилась группа, которую Мадлен Дюжарден быстро повела к кварталу Сен-Жан.