Пока женщина подыскивала слова, чтобы выразить свое ощущение, Антуан Девриль пробежал глазами по белому платью, облегающему соблазнительные формы.

— Надо же, а он смотрит не только в манускрипты, — прыснула Амандина на ухо подруге.

Когда прибыли в Мутье и все ходили вокруг здания школы, Мадлен обратила внимание своих подопечных на трубу, возвышающуюся над коньком крыши:

— Там изображен Людовик Пятнадцатый на коне; я единственная, кто видел это вблизи, когда преподавала в этой школе.

Потом все восхищались романским фасадом церкви и ее ажурным портиком. Затем Мадлен обвела рукой горизонт:

— Как подумаешь, что кое-кто вынашивал проект осушения этого восхитительного края родников!..

— Кто именно? — спросила инспектор Джемани.

— К примеру, владелец Салодри, — ответила Мадлен. — Его дом вот там, по прямой.

Заинтересовавшись домом умершего, подруга Амандины вытянула указательный палец:

— Это тот, крышу которого видно сквозь пихты?

— Он самый.

— Раз уж мы совсем рядом, может быть, подойдем к нему? — предложила Лейла.

Вспомнилось о протоколе обыска. Как и в доме Жюли Брюссо, в нем не нашли ничего заслуживающего внимания. Так что она решила воспользоваться случаем, чтобы попытаться разгадать загадку другим способом.

— Я всегда сторонилась этого зверя и его логова, — возразила явно не испытывавшая такого желания Мадлен Дюжарден.

— Мадлен, ну пожалуйста, доставьте удовольствие моей подруге… — поддержала Лейлу Амандина.

С видимой неохотой дама повела всех к Салодри. На выходе из Мутье, за бывшей кузницей, она свернула налево на узенькую тропинку. Тема разговоров поменялась.

— А сейчас дорожка приведет нас к другому источнику, — доверительно сообщила Марго Антуану Деврилю.

Он не понял:

— К какому?

— К источнику зла, — мелодраматическим тоном, понизив голос, проговорила она.

Намек этот не прошел мимо ушей инспектора Джемани, сумевшей сделать из него свой вывод: она извлечет выгоду из подобных откровенных высказываний; об отношении горожан к Ришело она узнает больше, чем из допросов, во время которых свидетели осторожничали. Лейла завязала беседу с местным ботаником, одним из почитателей Колетт. Месье Дорбини крайне резко отозвался о проекте осушения болот, который хотел навязать этот злодей:

— Грешно говорить, но хорошо, что он мертв! Иначе он погубил бы всю флору, произрастающую здесь с третичного периода.

Лейла оценивающим взглядом искоса посмотрела на своего собеседника. Группа тем временем прошла через лес Мутье и остановилась перед оградой парка Салодри.

— Брр… Не очень-то приветливо выглядят все эти решетки на окнах, — поежилась подруга Амандины.

Чтобы защититься от нескромных глаз, месье Ришело велел насадить густые лиственницы между дорогой и домом. Подобная предосторожность погружала часть здания в негостеприимный полумрак.

— По крайней мере больше не слышно рычания боевого пса, которого он обучил бросаться на прохожих.

— А посмотрите-ка, сколько тут гаражей! — удивилась другая колеттофилка.

— У него была чрезмерная страсть к машинам, — объяснила Мадлен. — И к игре! — добавила она. — Мне говорили, что, случалось, он держал пари на крупные суммы. Частенько наезжал и в Лас-Вегас!

Они прошли вдоль ограды, чтобы выйти на дорогу, ведущую в Сен-Совер.

Месье Дорбини, отделившись от остальных, рыскал на природе, описывая круги, точно собака, охотящаяся в одиночку. Вдруг он застыл в неподвижности и издал возглас удивления.